Владимир Захаров - Заразная кобылка

Поэзия – дыханье Бога,
Поэзии нужна эпоха;
Поэтов много на Земле…
И это плохо.

Меня не заставит поверить никто,
Не скажет: представь, дорогой,
Она невзначай распахнула пальто,
Чтоб соприкоснуться с тобой;
Она, как удав, на тебя глядела,
Ресницами небо рисуя,
Чтоб ты удержал её жаркое тело,
Обмякшее от поцелуя;
Она говорила тебе непрестанно,
По ветру слова рассыпала,
Чтоб ты её помнил в неведомых странах,
Где тоже девчонок немало.

Вспомни меня, когда будешь одна,
Будешь лежать в ожидании сна;
Если в окошко заглянет Луна,
Справа и слева белеет стена,
Если, как кошка, скребётся вина,
Падать и падать до самого дна –
Там похоронена вся тишина,
Та, что напомнит тебе про меня.

Телеграф принёс мне весть:
Приезжай. Погибаю. Торопись.
Засмеялся – режут жесть –
Кто? Откуда? Злись!
Сел в космический экспресс
И в огне калится сталь,
Я, покуда, ещё здесь,
Скоро – вдаль!
Нарисованы улыбки,
Продиктованы слова,
Чайник тужится на плитке,
Пахнут розы и халва.
Проклинать, или молиться,
Или – вешаться иудой,
Эти ношеные лица
Я забуду.
Время сложено в тетрадку
Белым светом на листах,
Улетаю без оглядки
Ниоткуда в никуда.
В междузвёздной пустоте,
Отгореть бедой-кометой!..
Я ещё не знаю – где,
Но уже я знаю – где-то.

Любовь великая, как сами боги,
Которая жила только тем, что любила,
Распяла меня у начала дороги,
У дороги к небу меня пригвоздила.

Подходили многие, орали: счастливый?! –
В упругое тело железо втыкали,
А я всё смотрел на бескрайние нивы,
Я видел так близко далёкие дали!

Я мог воспарить высоко от земли бы,
Как Солнце желанное, всё освещая,
Но я позабыл, что рабы, это рыбы,
Которые смотрят на мир не мигая.

А может, бессмертные души
Ржавеют от крови и пота,
И свет им небесный не нужен,
А только нужна позолота.

Извини, тебя обидел,
Глазки слёзками полны –
Я не Ангел, не Святитель,
Извини.

Я твоей души порывы
Не воспринимал как нужно,
Говорил велеречиво
С тою девкой равнодушной.

Прибавлял на единицу,
Прикасался я ко льду,
Отпускал тебя, как птицу
Отпускают в высоту.

Не пришёл туда, где больно,
Не вознёс на гору крест,
Потерял тебя невольно
В череде своих невест.

Годы скоро сбились в стаю,
То ли были, то ли сны –
Я тебя не забываю –
Извини.

Жизнь течёт рекою пресной,
В бездну моря путь неблизкий –
Пьедесталам стало тесно,
Пьедесталам стало низко!

Взгромоздились тут, и паки
Застят свет, бросают тени,
Грозно бронзовые зраки
Расставляют точки зрений.

Умереть, или продаться?
Иль душою заболеть?
Низость хочет возвышаться,
Жизнь стремится бронзоветь.

Не избегнет этой доли
Ни придурок, ни изгой,
Коль родился, то неволей
Жилы рви и землю рой.

Время явит правоту
Каина ли, Авеля,
В бытность ону и Христу
Объясняли правила.

И только тот, чей пьедестал за облаками
Сокрыт от этих кровожадных орд,
Мог улыбнуться и взмахнуть руками –
Могуч, незыблем, горд!

Небеса, белы от зноя,
Никого не трогали –
Божий сын идёт с сумою
К маленькому Гоголю.

Улицы и переулки,
Липы там, да тополи,
По асфальту топот гулкий
К маленькому Гоголю.

Солнце греет Землю даром,
Пролетая около,
Что? – Христос идёт бульваром
К маленькому Гоголю.

Граждане сороконожки
Ахали и охали,
Вызывали неотложки
К маленькому Гоголю.

Все они уже слыхали
Про Христа и Гоголя:
Жили-были-умирали,
Коротко ли, долго ли.

Были бы злыми –
Стали бы гордыми,
Были бы добрыми –
Стали бы мёртвыми;
Юности дали
Старость не ждали,
Молнии кобрами
Наземь упали…
А что нам бури
В небесной сфере?
По крайней мере,
В объятьях фурий
Хищны, как звери;
Ломились в двери,
Искали смерти –
Клубились черти,
Роились пчёлки,
Кружили волки
В овечьей шкуре;
Простор – не воля,
Судьба – не доля…
Из кубиков построим время,
Напишем на песке поэмы,
Увидим в зеркале Сократа,
Нам не поверят – и не надо!
Но мы-то знаем: это чудо,
Мы думаем, что небо низко,
Мы слышим: неземные визги
Доносятся как раз оттуда!
Звеня горячей медью славы,
Вторгаемся в чужие страны;
Победа достаётся правым,
А боги улыбаются странным!..
Как на Святой Елене скалы
Приютили дух лукавый,
Это он раскрасил дали
Цветом пепельно-кровавым…

Зима мне снилась, жуткая зима;
Я босиком бежал куда-то,
Светили окнами дома
Урбанистического ада.

И тучи из стекла и стали,
Фасадами высоток сжаты,
Весёлой вьюгою стекали
На кружевные автострады.

А звёзды, с неба наклонясь,
Как овцы смирные, всем стадом
Опять смотрели на меня,
Меня, бегущего куда-то.

Ну что ты, Гоголь, так посмотрел,
Как будто я здесь не в расчёт?
Позволь, я сотру с пьедестала мел,
А с кудрей птичий помёт.

Небось, надоело сидеть сто лет,
Ну что же, присяду с тобой,
Заметил? – я тоже стремлюсь мертвенеть
И тоже бессмертен душой.

Гляди – две девчонки косятся на нас,
Наверное, им нелегко
Поверить, что классики здесь и сейчас,
Не нужно ходить далеко.

Давай-ка сыграем в немое кино –
Покажем язык невзначай…
А, впрочем, язык они знают давно,
Гляжу, не француженки, чай.

А вот бы пройтись по бульвару к Тверской,
Там есть неплохой гастроном,
Ведь можно прельщаться вселенской виной,
А можно прельститься вином.

Отыщем местечко, где нас не погонят,
Подальше от зрячих окон,
В России, покуда тебя не схоронят,
Надёжней не лезть на рожон.

Эх, годы-столетья идут, а менты,
По-прежнему бдят на постах,
Их взгляды пристрастные просто чисты,
И вера в основы свята.

Сейчас подойдут посмотреть документ,
Попросят пройти – и привет,
Ведь им всё равно: кто здесь есть монумент,
А кто без прописки поэт.