Людмила Байрачная - Истории в именах

Я убила полдня —
У меня же громадный опыт!
(Каждый чем-то богат)
Только даже не вздумай сдрейфить!

Ей под тридцатник – полный фарш:
Квартира, дом, порше —
Не для езды, аксессуар.
И вечное «cherchez»

Средь «офис-дача-пиво-бар»
Нормальных мужиков.
Издох уж конь, за ним – изба
(Свеча за упокой).

Призывный взгляд – почти клеймо
(«Позор на весь твой род», —
Сказали б раньше, – баба, мол,
Не рыпается, ждёт». )

А ей зудит, а ей свербит,
Не за горами кот,
Как символ скрученных орбит —
Ей ж под тридцатник. ПОД!

А в доме тишь, а в доме гладь,
Пылит собой диван.
Ей б не отдать, хотя бы дать
(Не хитрый, в общем, план).

Но с мужиками полный пшик,
Капец, звездец, абзац.
Ни nobody, ни души,
Ни рук и ни прикладств.

Искрит огнями небоскрёб,
Луна – хоть волком вой.
В глазах тоска и недо@б —
Мужского рода, свой.

Ванечка – тихий и праздный мечтатель.
«Вот бы…» – коронная фраза Вано, —
Что избавляет от всех обязательств,
В частности перед когда-то женой.

Петенька где-то то ль кризис, то ль вирус
Тягостной мыслью украдкой словил,
Чётко поняв, что из мамки-то вырос,
Но не дорос до отцовской любви.

Коленьке тридцать. Из хобби пивасик,
Лавка, ларёк, красный bond и подъезд,
Возле которого Коленька квасит,
Ну и, конечно, диван, если трезв.

Леночка с чувством, а где-то и с долгом
Роет траншеи под всех, словно крот.
Чтобы потом в задушевных и долгих
Не затыкать пересохший свой рот.

Светочка мнит себя павой и дивой,
А потому остальные не в счёт.
Трепетным, чутким и шибко пугливым
Рядом не место. А Бог сбережёт.

Глянет с прищуром ироничным:
«Лес сосновый и поле ржи.
Чайка в штопор уходит. Жить!
Жить, отринув секунд ритмичность.

И дышать, и мечтать открыто!
Не бояться достигнуть дна.
Жизнь прекрасна! И жизнь одна.
И по нужной летит орбите.

Смотришь, глазу, как есть отрада,
Хоть сейчас босиком туда,
Где всё бренное – ерунда,
И где воздух пахуч и сладок!

И где хочется быть и сбыться
Хоть раз в год, хоть в столетье раз!» —
Говорила, не пряча глаз,
Мэри, сидя на пляже в Ницце.

Он в мечтах был по-царски щедрым
И по-рыцарски смелым был —
Взмах рукой, и заклятый недруг
За сто первым считал столбы.

Он дарил ей луну и звёзды
В жаркий полдень, будил звонком,
И рябины душистой гроздья
Под окном посыпал снежком.

Целовал ей запястья нежно,
Вдохом жарким считая пульс,
И до одури был прилежным
Что в постели, что у кастрюль.

И Настасья, как есть влюбилась
И шагнула бы под венец.
А на деле мечты разбились
О сухое: «К тебе? Ко мне?»

Только вот Нина, никчёмность и святость
Явно попутав (ошиблась строкой),
Верит в прекрасное в людях «горбатых».
Глупый вопрос, ну а всё же – на кой?!

Женщины, девушки, дамы и иже,
Даже все те, кто зовёт себя бабой,
В избу которые, только бы выжить,
Не забывайте, мы пол всё же слабый!

В слабости нашей огромная сила
Кроется, помните это, как Отче!
Чтобы однажды душа не взвопила,
Мысли свои формулируйте четче.

«Lash me» подходит не только для страсти,
Сцен кулуарных, баталий постельных.
Пусть в языках вы не дока, но мастер
В хитросплетениях речи. И цельность

Вашей натуры ценить надо вкупе
С туфлями к каждому дню и наряду,
Новой причёской и труднодоступным
Кремом для ног из пчелиного яда.

«Lash me» на завтрак, обед или ужин,
«Lash me», коль вдруг начинает сердиться
Суженый ваш (и когда станет мужем)
В разных контекстах: и плеть, и ресницы.

Не забывайте про руки и ноги
(Чтоб не скатиться по-новому к бабе),
Брови и волосы – вроде немного
(Ну во Вселенском, конечно, масштабе).

В общем, любите себя! И не важно,
Есть у вас муж, кавалер иль одна вы.
Истины этой простая сермяжность
В том, что алмаз вы и без, и с оправой!

Это было… ну скажем, с Верой
(С верой в принципе проще жить).
Дёрнул черт (заразил холерой) —
В жизнь пришёл… так себе мужик.

На безрыбье с которым можно
Если только (но лучше без).
И пронзала загривок дрожь, но
Замедлялся мурашек бег.

Ну а в общем, мужик и ладно.
И стандартный набор причин
Оказаться в его парадной
(Ох, молчи, грусть, прошу, молчи!):

Лютня, свечи (какие свечи?!),
Если ж ясно, как Божий день,
Что не лютня здоровье лечит
И мужчин, и невинных дев.

В общем, вечер. Обычный вечер,
Лютня (тьфу ты! Опять она),
Обнаженные томно плечи,
Как сигнал, если надо, знак.

Вера в думах рисует мачо:
Обнаженный и в каплях торс,
И она от желанья плачет
(Или нет? Впрочем, к чёрту торг!)

Тут из ванной выходит нечто:
Весь в полоску – ну прям арбуз.
Охладела Веруня местом
(Для либидо халат – табу).

Отпивалась на кухне чаем
(Возмещая воды баланс),
Пока «милый» общался в чатах
(По работе, иначе нах!)

Впрочем, «нах» всё равно случился:
«Милый» впал в беспробудный сон,
Приоткрыв невзначай «кулисой»
Полосатой «любви насос».

В общем, честно скажу и прямо
(К чёрту лютни и прочий шлак!):
Убивает девичью самость
Неначавшийся первый акт.

Кто из вас за ради цели помер бы,
Ноги до логтей в труху стерев?
Взять кредит слабо, чтоб с пятым номером
Щеголять средь плоскогрудых дев?!

Ну а как бежит по утру пьяница
Стометровку к винному ларьку?!
Олимпиец к ленте так не тянется,
Не гарцует так гнедой скакун!

Или вот старушка в меру дряхлая
В метрополитене в часо-пик,
Через шаг кряхтя и громко ахая,
Пред дверями воскресает в миг.

Ну и пальмы ветвь и лавры первенства
Асам целеустремления:
Тем, кому в ряду невест не терпится
Отхватить царевича в мужья.

Из года в год, из века в век
Мы ширим наши лексиконы:
Привычным стало слово «check»,
И каждый знает, что «discount’ный»