Александр Воржев - Клятва. Нет в мире жёстче наказания – на расстоянии любить…

Одинокие старые скалы
Еле слышно ласкает прибой.
Эти волны былое украли
И забрали навечно с собой…

Только тёплое южное утро
Моей памяти благоволит:
Поступает и глупо, и мудро,
Тем, что лечит места, где болит.

Только душу лечить мне не нужно;
Я смотрю, как вдали корабли
Исчезают. А помнишь, как дружба
Утонула однажды в любви?

Мы с тобой с берегов наблюдали,
Ничего не могли изменить…
Мы спасать наши чувства не стали,
Ты хотела их всё ж утопить…

И всё так же, стоим у причалов,
Только я на другом берегу.
Не хочу повторять всё сначала,
Но, что было, в душе сберегу.

Она шла ненавязчивым шагом
Мимо всей городской суеты.
Незаметным причудливым знаком
Подмигнула средь серой толпы.
Она двигалась статно и плавно,
Несмотря на свои каблуки.
Я увидел, как так же забавно
Перекинула сумку с руки.
Будто вся нарисована мелом,
Растворила печальный пейзаж.
Она шла, как принцесса, вся в белом,
Словно ангельский белый мираж.
И забывшись в мечтах на мгновенья,
Восторгаясь, смотрел на неё.
Ветерка лёгкое дуновенье
Вновь вернуло сознанье моё.
Она шла ненавязчивым шагом,
Отдыхая от тягостных бед.
Лишь секунды я был с нею рядом,
И теперь у меня её нет.

Свинцовый блеск в твоих глазах
Сияньем северным казался.
Он навсегда во мне остался,
В моих несбыточных мечтах.
Загадок полон, но простой,
Твой взгляд, которым убеждала,
Меня случайно поражала
Молниеносною грозой.
И учащался сердца стук,
Когда меня ты ослепляла.
В твоих глазах любовь сверкала,
Что освещала всё вокруг.

Последние часы перед разлукой.
Я долго не увижу милых глаз.
Мне эти дни казаться будут мукой,
Мне будет вечностью казаться каждый час.

Внутри тоска на части разрывает.
Не потушить губящего огня,
Что всё живое в моём сердце выжигает.
За что же ты опять оставила меня?

На горизонте вновь сияет
Животрепещущим огнём
Закат. Торжественный приём
Свой каждый вечер повторяет.
Всех наших тайных встреч свидетель,
Предсмертный крайний солнца вздох.
Я б подарил, если бы мог,
Закат, прекрасней всех на свете.
Хотел забрать, чтоб не забыли,
Но, жаль, его не удержать…
И с сожаленьем провожать
Его мы вынуждены были.
И наступила темнота…
С вечерним гостем мы простились,
Но как твои глаза светились,
Я не забуду никогда.

Теперь преследует повсюду
Меня шальная бирюза —
Твои живые изумруды,
Твои зелёные глаза.
В них зеленеют, пахнут травы,
В них изумруды сплетены,
В них шелестит листва дубравы.
Я, не достигши глубины,
В них утопаю постепенно.
Они меня к себе манят,
Но я узнаю непременно,
Какой секрет они таят.
В них только искренность я вижу,
И, если в них сверкнёт гроза,
Раскаты грома не услышу —
Их скроет блеск и бирюза.

Скажи мне, пьяная девица,
С кем проведёшь ты эту ночь?
И я б ещё узнать не прочь,
Чего душе твоей не спится?

На дне холодного бокала,
Что был до этого с вином,
Покорным пьяным чередом
Ты жадно смыслы отыскала.

И вот, умчались тост за тостом.
Ты вся в безудержном огне.
Ни капли истины в вине,
Ни доли страха в виде грозном.

Манит игристое шипенье.
Опустошён резервуар.
Твой холостой репертуар
Вдруг всколыхнёт живое пенье.

Вдыхая запах виноградный,
Ты полусонно прилегла,
Но не сдавалась и несла
В толпу свой дух, живой, отрадный.

Наполнив счастьем атмосферу,
Смеёшься громко, не одна.
И вновь кричишь: «За нас! До дна!»,
Давно забыв о чувстве меры.

И всё вокруг плывёт, кружится —
Нетрезвых мыслей торжество.
И я – скупое меньшинство —
Не в праве трезвости добиться.

Но вот повысился накал —
Над чувством не имея власти,
Безумно выкрикнув: «На счастье!»,
Ты разбиваешь свой бокал.

Я сладким ядом отравился…
Так жадно я его вкусил,
Так сладострастно насладился,
Себя же жизни я лишил.
Я убивал себя беззвучно
И хладнокровно. Каждый раз
Вредил себе собственноручно
Так, что никто меня не спас…
Не спас никто! А были рядом…
Когда я в муках умирал,
Когда питался сладким ядом,
Что я «любовью» называл.

Я по-детски тайком наблюдаю,
Скользким взором средь толп я ищу
Ту, что скромно меня обнимает
В те минуты, когда я грущу;
Ту, чей голос меня согревает
По-теплее любого костра;
Ту, чей образ меня привлекает
В разы больше Венеры с холста.
Я в момент разговора сгораю
Безнадежно и томно, но вдруг
Я невольно и трепетно таю
От касаний её белых рук.
И тогда я судьбою доволен
И всем миром тогда восхищен.
Лишь любовью я был страшно болен,
Лишь любовью я был излечен.

А может, я в своём безумстве,
В рефрене маятника чувств
Ищу себя, тону в кощунстве
Среди ценителей искусств?!
За что я так сентиментально
Ценю забытый Богом мир,
Эгоистичный, аморальный,
Где каждый сам себе кумир?
Вот потому я не считаю
В свой адрес колкость за укор.
Не нигилист, но точно знаю —
Есть смысл жить наперекор.
Цени себя там, где не ценят;
Иди, куда никто не звал.
Вот Цицерон бы в наше
Нигде бы истин не искал.

Прощальный вечер под луною…
Стоишь, недвижима, в слезах.
Я вытирал своей рукою
Слезинки на твоих глазах.

Ты не могла не плакать. Правда.
Себя я тоже не сдержал.
Я знал, что ранним утром завтра,
Чуть свет, домой я уезжал.

С тобой я мысленно прощался,
На танец не хватало сил.
Ах, если б я с тобой остался…
Об этом Бога я просил.

Я обнимал тебя прощально,
Просил впустую не рыдать.
Как было больно и печально,
Не мог словами передать.

Хоть не прошло ещё недели,
Я без тебя с ума схожу.
Быстрей чтоб месяцы летели,
Тебе одной я лишь пишу…

Холодный вечер под луною…
Пишу элегии в стихах…
Я вспоминаю дни с тобою…
Слезинки на твоих глазах…

Ты хочешь, чтоб я дорожил,
Чтоб было только very well,
А я сегодня завершил
Очередную из новелл.

И приступать обратно к ней
Уже не буду никогда.
За горизонтом тленных дней
Осталось пламенное «да».