Таня Станчиц - Девочка держит МИР. Стихи

Но Бог молчит, и небо немо…
И так же голос твой печален…
Я стану капитаном Немо,
Чтоб не предать тебя случайно.

В твоём безбрежном океане —
Прости, что не могу бесслёзно
Смотреть, как кровоточат раны…
И понимать, что слишком поздно —

Хоть плачь, хоть вой в тоске разлуки!
Но некого назвать любимой…
…Когда-нибудь возьмёшь на руки
…Ту, чья душа незаменима…

Молчи. Молчи. Храни объятья
Незримые и дорогие…
Как хорошо, что люди – братья
И сёстры…
Только…
Все другие…

А там, на улице трава…
Деревья, и цветочки белые…
Я не жива и не мертва…
О, Господи! Ну что я сделала?

Лежу… Лежу который день…
Всё тело ломит… Нет спасения…
Бороться мне не то что б лень…
А просто больше не умею я…

Пойти на улицу?.. Там дождь…
Там ветер, сырость, небо серое…
А где-то посредине гвоздь…
О, Господи! Что я наделала?

Надорвалась… Оборвалась…
Лечу в колодец – стены скользкие…
На дне – отчаянье и грязь…
И что-то, что свернулось кольцами…

Пойду на улицу. Пойду.
Придумаю себе, что смелая.
Я всё сумею. Всё смогу.
И заплачу за то, что сделала.

Зародышем… Калачиком… Щенком…
Свернуться, и укрыться одеялом…
Исчезнуть, чтобы думали потом:
Здесь почему-то никого не стало…

Ну вот – едва примятая постель…
Магнитофон… Графин… Четыре книжки…
Обитая простым железом дверь.
А где хозяйка? Тут была, да вышла.

По лестнице иду на четвереньках…
Испарина. Одышка. Дрожь в коленях…
Все силы отдала стихотвореньям…
И тихо рассыпаюсь… Постепенно…

Встаю со стоном, и ложусь со стоном…
Лицо искажено гримасой боли…
Не надо мне ни сильных, ни влюблённых…
Я ухожу отсюда… Поневоле…

Цветут ромашки… Радуются дети…
А у меня нет сил смеяться вместе…
Сижу вот – как приклеена к скамейке…
И кажется, что я одна на свете…

Четыре палача её распяли
В своём ужасном пыточном подвале.
По очереди мучали её.
В ней зарождались дочки и сыночки,
И тут же погибали – к счастью, впрочем.
Но ангелам беспечным всё равно.

К утру она затихла. Не стонала.
Как будто снова девочкою стала.
И тихо-тихо к Богу отошла.
Четыре палача её зарыли,
Сопя и ухмыляясь на могиле.
Была ли… Не была ли… Не была…

Их не убили гневные деревья…
Мужчины из её родной деревни…
Их не убила молния с небес.
Спал Бог невинным крепким сном младенца…
И только брата маленькое сердце
Рыдало так, что содрогался лес —

Оно о лютой смерти догадалось…
О, сколько, сколько новых жертв осталось?!
И почему так равнодушен Бог?!
Четыре палача. Четыре гада.
И не проси – пожалуйста, не надо!
Бог спит. Он просто спит. Он не жесток.

Садизм, Ненасытность, Подлость, Похоть —
Четыре палача живут неплохо.
Пьют кровь и слёзы собственных детей.
А рыцари без страха и упрёка
Всё с мельницами бьются одиноко.
Всё с мельницами… До скончанья дней…

Не унижать. Не обижать.
Не радоваться горю ближних.
Чужих скорбей не умножать.
Не сложны заповеди, слышишь?

Ты ж сеешь семена вражды,
Моей любви себя лишая…
Вернутся сторицей они,
хоть я не мщу, и всё прощаю,

не забывая, и дрожа
от жалости к твоим страданьям…
Я помню лезвие ножа…
Я помню эти испытанья…

Чуть закруглённое оно.
Чуть ржавое, но не от крови.
Я замахнулась им давно,
но не ударила… Невольно

мы следуем своим табу,
чужую боль своей считая…
И принимаем ту судьбу,
которую Господь вручает.

Вовек благословенны те,
кто сеет семена святые —
прощенья, верности мечте,
любви и нежности!..
Но ты ли?…

Чужой мужчина к ней подошёл.
Раздвинул ноги. Она заплакала.
– Что, доигралась? Нехорошо.
Кататься любишь? Вози-ка всякое.

– Так я ж любила… А он сказал —
Мол, докажи мне!.. Ну, я и сжалилась…
А что ребёнок?! Не пострадал?
Скажите, доктор! Ведь я отчаялась…

Вода холодная в сентябре,
Да плавать папка учил… Не сдюжила…
Ох, и смеялися парни все,
Что я брюхата!.. Что я безмужняя…

– Да ладно, детка… Дадим наркоз —
И не заметишь, как всё закончится…
Лицо распухло от жгучих слёз…
– Спасибо, доктор… Но мне не хочется.

Она вздохнула. Она ушла.
Да в рай из ада – пречистой горлицей…
И мирозданье в себе несла…
Быть может, Баха. Быть может, Моцарта.

Мы любим вас безногими. Безрукими.
И даже не способными на ласку.
У нас любовь завязана на муки ведь…
У вас – на наслажденье. Неувязка…

Я думала – ну что во мне не так?
За что мне одиночество и рак?
И на душе так муторно и странно…

Нет, Люцифер. Подручные твои
меня не тронут: радуюсь любви,
чужой любви! – наивно и спонтанно.

Хоть плачу иногда – несу свой крест.
И что-то сею доброе окрест.
И обнимаю тех, кого жалею…

Прошу у Бога радости чуть-чуть.
И чтобы Он помог найти свой путь.
Простил меня, коль я не всё успею.

Нет, горе заливать вином нельзя:
Обманчиво желанное забвенье…
Пусть слёзы смоют горечь бытия…
И защитят от ужаса паденья

нас добрые и светлые стихи,
что к нам на поле боя, как медбратья,
приходят… Милосердны и тихи…
Нам раскрывая крылья, как объятья…

Мы обнимаем дедов и отцов,
А также – братьев, сыновей и внуков —
За то, что нет меж вами подлецов.
За то, что каждый стал надёжным другом.

За то, что вы умеете терпеть.
За то, что отстояли в сорок пятом.
За то, что за любовь вы шли на смерть —
Спасибо вам… Спасибо вам, ребята!

И как нам вас ещё благодарить —
Спасающих ценой здоровья, жизни?!
Любить и верить. Верить и любить.
Служить семье, как служите отчизне.

Мы обнимаем, любим вас за то,
Что общие у нас, родные дети.
Что, замерзая, кутали в пальто…
Что хрупкий мир хранили на планете…