Михаил Стародуб - Простись с невинностью, бумага! (сборник)

Я забыл – зачем так важно
превосходство?
Что за жажда
в схватках словом, в рукопашных?
Я забыл – смешно ли, страшно, –
в преходящем и пустяшном
состояться самым первым?
Каждой веточкою нерва
знать до боли раньше всех –
достиженье или грех?

Потерялись в прошлом где-то
однозначные ответы.
К сожалению, идеи
так во времени худеют!
Я забыл.
Хотя учён:
«раньше всех», оно почём.

Да, мы подводим свой итог
в местах, где милосерден Бог,
но здесь, в предместьях человечьих,
язвим заочно и при встречах.

Однако, затянувшийся сюжет!
Уж старость близится, а совершенства нет.
И эту незаконченность свою
нести, как странно! – Я не устаю.
Притом, что окружающим давно
и до ноздрей гармонии дано.

Я не сумел обзавестись машиной
трубой дымящей и гудком протяжным.
Макушкою, а может быть, вершиной
я с детства знал, что это мне не важно,
что все мои приобретенья –
такие же, как я, растенья,
что, полируя неба синеву
в местах положенных живу.

Сожалею, что похвал,
где ни попадя искал.
И, перешагнув предел
в сочиненьи строк,
точно знаю, что хотел
более чем мог.
Со ступени на ступень –
надо ль знать итог?
Убеждает каждый день:
милосерден Бог.

Судьба –
наш плат,
а мы –
ткачи.
Как хочется не наугад
в узорах следствий и причин!

Всё в нашей жизни смеет быть,
а может – так и не сложиться.
Догадки, суета и прыть –
лишь нетерпенье очевидца.

Как вдруг в житейской непогоде –
уже не мы слова находим,
а Слово призывает нас,
чтоб изумить в который раз
и незаслуженно спасти
от безнадёжного пути.

Стихи приходят невзначай,
но
узнаёшь закономерность
в подробностях вполне случайных.
И ты хранишь природе верность,
как требует того порядок
сих звёздных клумб
и млечных грядок.

В стихах встречать начало дня.
В который раз и снова
до времени, пока меня
ещё возможно сдвинуть словом.
– Поговорим о пустяках!
О преходящем. Почему бы
не объясниться? Но в стихах.
Но всласть. И чтобы губы в губы.
Под утро –
цвета молока
ползут –
плакучи и гремучи –
тучеобразны облака
и облакоподобны тучи.
Жаль худенькой июньской ночки
(но, к счастью, твердь небес – большая)!
И бублик лунного желточка
нас напоследок утешает.

А купол звёздный был прекрасен,
как может быть прекрасен лик любимой
(сравненье, кажется, пристрастно,
но до утра – неистребимо)!
С рассветом, глядя в небеса,
я тот, кто верит в чудеса:
под сердцем огненный лоскут, который –
имущество небесного простора…

Как ноту в партитуре голосов –
прозрачную, цветную и летучую, –
примите наше искреннее «со!»
для «чувствия», «размерности» и «звучия».

Стихов сегодняшних писанье –
везений завтрашних вязанье,
где можно пасмурную нить,
на нить цветную заменить.

Так безусловно узнаю
из многих посторонних тем
единственную и свою
я только, может быть, затем,
чтоб (замирая сердцем, кстати!)
дерзать, сколь любопытства хватит –
но не спешить о результате.

Организуя сквозняки,
я в воздух отпускал стихи
о том, что это благодать –
так громко и всерьёз вздыхать.

Ступивши в будущего свет
к фигурам, знакам, сочетаньям
того, что именуют «знаньем»,
нашедши прошлого теченье
во всём его тройном значеньи,
в поступках чист, душою светел…
– Как складывать стихи? –
спросил поэт.
– Как сложены созвездья, –
Бог ответил.

Жить,
и, «часов не наблюдая»,
следить,
как тёмная вода,
невесть откуда прибывая,
скользит неведомо куда
меж тесных берегов реки.

И, словно бы творя молитвы,
а может быть, как смешивая краски, –
читать стихи.

И снова, как стекляшки
цветастые, сбирая на витраж,
читать стихи.

И да не оскудеет
Рука,
что

серебром
и
медью
речи
нас
оделяет.

Воистину –
хмелит весна!
Хлебнув апреля, как вина,
поэт разгуливает странником –
летучим, вдохновенным…
пьяненьким.
Воистину –
растить стихи, какое благо!
Простись с невинностью, бумага,
терпи, знакомясь с «винностью» словесной,
нехитрой, но –
вполне небесной.

Биенье сердца и круженье головы,
волненья-тре, пряженья-перена…
Способность-работо снижается, увы.
Ха-хармсы прочие…
мужайся, старина!
Ты безнадёжен.
Солнце, май
и попки
прохожих девушек в материях из хлопка
таращатся так строго не спроста.
Какой миноз-весенний-авита!

Весною незнакомки хорошеют,
как это удлиняет шею!
Зовут на подвиг в улицах столичных,
шагают в одиночестве публичном…
Не устаю на встречных любоваться
под гром воображаемых оваций.

– Гарсон!
Один двойной и сладкий сон…
– С луною-вишенкой? Туманный?
– С оркестром и девицей Анной.
– Ах, сударь, вы легко одеты!
– Кому какое дело в этом?
– Но Анна, будучи девицей,
в засахаренных льдах хранится,
что без лимона и плаща
не пьют с оркестром натощак.
– Пусть ночь покажется ядрёной –
я буду гол и без лимона.
Плесните музыки, гарсон,
в один двойной и сладкий сон…

…и «скрипочки» –
простите за ошибку! –
Мелодию прозрачную такую
на скрипочке представят, на скрипуле…
Уйдите все, кто бы хотел
оркестра духового и двух тел.