Наталья Патрацкая - Стихотворения Часть 2

Меняю имя,

Меняю стаж.

И прячу снова

Путь изобилья,

Опять ни с чем я,

И все с нуля,

Но посмотрела,

И оглянулась,

Нулей и нет уж,

Вот в чем дела.

Меняю имя,

Меняю совесть,

Все изболелась

Моя душа.

Вербные пушинки в солнечных снегах

Гордо замерзают, прямо на глазах.

Обманулись. Рано расцвели они,

Ведь тепло шальное – дереву магнит.

Часто привлекает в жизни красота,

Быстро увядает, если жизнь ни та.

Сколько же красивых канули совсем,

Ранние морщины, а желаний сейф.

Кажется жизнь легкой,

коль шальной доход,

Старость к ним приходит быстро,

как исход.

Вербные пушинки, снежные поля,

В снежных переливах спят все тополя.

Прячутся поэты под покровом букв:

Несколько латинских капелек на дуб.

И, сверкают словом текста мастера,

И раскрыться милым не пришла пора.

Вербные пушинки раньше всей листвы,

Окунулись в воздух, в шепоты молвы,

Трудно им раскрыться, имечко назвать,

Словно бы в пушинках

им так мягче спать.

Птицы поют над окном свои песни,

Солнце сияет над лесом с утра,

День пробужденья свободный, и бесы

С ним не проснулись. Спокойно. Ура!

Ты остаешься вчерашним и черствым,

Ты весь остался, увы, за бортом,

Я забываю, что было днем черным,

Я забываю тебя и твой дом.

Видно отпели мы песни из сердца,

Мы распрощались пусть нервно, без слез.

Бай, бай один, одинокий и серый,

Я покидаю все таинство грез.

Я просыпаюсь одна в своем доме,

Мне так спокойно, что ты далеко,

Все исчезает с тобой, как фантомом,

Мне хорошо, мне спокойно, легко.

Бай, бай один, хоть кури, хоть шатайся,

Время тяни, из резины оно,

С лучшим шофером и другом братайся.

Небо уже голубеет давно.

Эстафеты происходят часто:

В биатлоне, лыжах и судьбе.

Можно передать свой финиш классно,

Можно не бежать: сиди себе.

Эстафета – это жизнь земная,

Жизнь друг другу все передают,

И в науке ум – умы сменяет,

И в быту, и весь его уют.

Подойдет ведь все для эстафеты:

Урожай сменяет урожай.

Посмотрите: разные конфеты,

А какой сейчас в продаже чай!

Звезды только те же в отдаленье,

Знанья лишь о них передают.

Войны – это чье-то повеленье,

И в морях есть смена у кают.

Все идет, меняется в движенье:

И стихи, и музыка, и клип;

Транспорта любое продвиженье;

И деревья, и цветенье лип.

Даже муж ушел по эстафете,

И вот друг нашел друзей других,

Снова песни новые в кассете,

И удар судьбы, как львиный рык.

Блестит цирконий бриллиантом,

Скорее нет, ни тот размах.

Не скажешь ты: пельмени – манты,

Хотя похожий в чем-то смак.

Быть незаметным…, дипломантом?

Наверно кто-то больший маг.

Когда живешь в далеком граде,

Не зная стольной суеты,

Для счастья нет в душе преграды.

Везде похожие цветы,

Везде тебе немного рады,

Везде немного нужен ты.

Но, окунувшись в атмосферу

Цивилизации иной,

Невольно сравниваешь веру,

Невольно встанешь за спиной,

Того, кто даст сегодня фору,

Но обойдет все стороной.

И вскоре Моцарт и Сальери,

Возникнут в образе любом,

Пусть то не в музыке, так в лире,

В стихах, записанных в альбом.

А бриллиант в подлунном мире -

Един. Цирконий… был потом.

сонет

Раскрылись губы в поцелуе,

Вдохнули воздуха глоток,

Сознанье пело: 'Я ликую!'

Рот для зубов похож на док.

И вновь виденье пред глазами:

Приятный образ, сильный лик,

Его вниманье с чудесами,

Он так могуч… Чудесный миг.

Его весь стан в немом поклоне,

Ревнивый взгляд: а с кем же Вы?

С полуулыбкою салонной.

И вот, когда я засыпала,

Все это всплыло в голове,

А рот, вздохнул, а я пропала…

Соломенное солнце лежало на столе,

Соломенное сердце спокойно в феврале.

Соломенные мысли нашли в душе уют,

Соломенная дама мужчине не приют.

Она весьма капризна в теченье жизни, дня.

Прокручивает годы судьба все для меня.

Мой разговор с мужчиной и краток,

и жесток,

И два, четыре слова прервали слов поток.

Рычаг попал под палец и прерван разговор.

Спокойствие, печали все отразит лишь Word.

Задвинута меж нами соломенная дверь.

Соломенная крыша не едет к нам теперь.

Соломы стог когда-то был первым

страшным сном:

Набросился мужчина, но девушка не гном.

Дрались они прекрасно, все ноги в синяках,

Синяк ему под глазом и был любви финал.

Однажды, как-то с группой, мы забрались

в стога,

В соломе не торчали ни руки, ни нога.

Под утро все проснулись: смотрели кто

и где,

Солома разбежалась, кололась так везде.

Теперь летит спокойно соломенная жизнь,

От шалости и горя шепчет: воздержись.

Белеет на природе прохладный солнца луч,

Чем дальше от восхода, тем больше

жизни круч.

Тенистые клены с листками березы,

Внизу, под окном говорят,

А к нам беззаботное солнце, как грезы,

В окно заглянуло, ребят

Оно своим светом едва ли разбудит,

Они отвернулись и спят.

Лет двадцать назад все, наверно, так было,

Лучи, словно памяти яд.

Что есть и что будет, что было когда-то?

Был сильным и умным мой муж.

Над мамой теперь небеса: синь и проседь,

И стены на кладбище. Треск…

Портрет так светился на солнце и в дождик,

Теперь наклонился. Гора.

Она на портрете, как я иль похожа,

А крест над плитою, как бра.

Ребята цветочки уже посадили,

Она помогла их растить,

И словно бы память мою разбудили,

Цветочкам так хочется пить.

Вот, память, какая корявая штука,

Как корни деревьев любых,

Осталось одна я без мамы, как друга,

Но мам – то и нет ведь других…

Над черным квадратом остывшей земли,

Летают, порхают, кружатся снежинки.

Земля отбелила свой собственный лик,

Вновь белыми стеклами стянута жидкость.

Зима возвратилась в мерцанье снегов.

Слова мудрецов, словно снегом февральским,

Ложатся на мысли, как бремя Богов,

Как соль от земли, где-то в море Аральском.

Очнусь я от колких, проблемных вериг.

Снежинки летят, разлетаясь попарно,

Им день Валентина, как сказочный Бриг,

В душе потеплело, как будто от пара,

Ведь ты меня ждешь за стеклом с пеленой,

Немного прозрачным, немного белесым,

Меж нами пространство зависло стеной,

Вороны летят, будто чайки над плесом.

Любимый, родной, как приглушен твой взор,

Он весь заморожен февральским каноном.

Я знаю, что снег не падет в твой обзор,