Array Антология - Цвет алый

Однажды миссис Хадсон получила телеграмму: «Дорогая Марта, приезжаю сегодня дневным поездом. Встречать не надо. Твоя Джейн».

Проходя мимо Холмса, она сверкнула глазами, торжественно произнесла: «Наконец-то ваше мужскому засилью приходит конец!», помахала телеграммой перед глазами («вот!») и гордо удалилась на кухню, где сразу что-то зашумело, зашипело и начали источаться немыслимые ароматы.

– Кто так вдохновил нашу фурию? – спросил Холмс Ватсона.

– Возможно, приезжает кто-то из ее родственников…

– Или родственниц… – поправил Холмс. – Но у нее, насколько я знаю, никаких родственников нет.

Ватсон развел руками.

В полдень раздался звон дверного колокольчика и миссис Хадсон, приодетая и напомаженная, пошла открывать дверь. На пороге стояла – ба! – ее старинная подруга мисс Марпл.

– Дорогая Джейн!

– Дорогая Марта!

Старушки обнялись и прошли в комнату Хадсон.

– Мне очень стыдно, Ватсон, но я пойду и подслушаю, о ком судачат наши кумушки.

Подкравшись к спальне миссис Хадсон, он услышал, как старушка всхлипывает, а мисс Марпл ее успокаивает.

– Дорогая Джейн, я уже не чувствую себя здесь хозяйкой дома. Я – настоящая мученица! Мало того, что второй этаж моего дома в любое время подвергается нашествию каких-то странных и зачастую малоприятных личностей, но и сам Холмс своей – мягко говоря – эксцентричностью и безалаберностью постоянно испытывает мое терпение, которое небезгранично. Его чрезвычайная неаккуратность, привычка музицировать в самые неподходящие часы суток, иногда стрельба из револьвера в комнате, загадочные и весьма неароматичные химические опыты, которые он часто ставит, сделали Холмса самым неудобным квартирантом во всем Лондоне. Перед ним закрыты все двери. И только я с моим ангельским нравом и терпением еще не указала ему на дверь.

Тут миссис Хадсон прервала длиннющую тираду и шепотом добавила:

– Но, с другой стороны, платит он по-царски. Только поэтому я и терплю… Ну что я все о себе да о себе?! Как жизнь в Сэнт-Мэри-Миде? Как твой дорогой племянник Раймонд? Не забывает тебя? Что он пишет? Сколько книг издал в США?..

Дальше Холмс слушать не стал. Он вернулся в свою комнату и сказал Ватсону:

– Ваш покорный слуга – притча во языцех!

Однажды Толстой проигрался в пух и прах…

А тут Гоголь проходил мимо гоголем вместе с Достоевским.

И говорит:

– Пушкин, Федор Михалыч, не поверите, – это наше…

Толстой цап-цап по карманам – пусто!

– Все! – сказал Лев Николаич.

А Гоголь Достоевскому сказал:

– Даже Толстой согласен, что Пушкин – наше все!

– Как все? – недоумевал ФМ.

– Все, больше не буду играть на деньги! – сказал Толстой.

– Не зарекайся, старый, – сказал Гоголь и стал пересказывать Достоевскому рассказ Толстого про баню…

Все!

Достоевский проигрался однажды в пух и прах. До нижнего, пардон, белья. Жена его, стеная слезно, пошла на прием к Путину с Медведевым.

– Как же вы допускате, отцы-государи, чтобы пагубная страсть вконец сгубила гениального писателя!

– Какого? Александра Исаевича мы вроде бы, не обидели – сказал Путин.

– Да не Соженицын, а Достоевский! – сказала бедная женщина. – Я имею честь быть женой Федора Михайловича.

– Ааааа! – в один голос сказали Путин и Медведев. И издали указ о запрещении игорного бизнеса в России, окромя дозволенных зон, до которых добраться у Достоевского не было возможности.

Так Пугин с Медведевым спасли Достоевского и Россию от заразы лудомании.

«Есть счастливые семьи, но некоторые счастливее семейных…» – написал Лев Николаевич, но строгий внутренний цензор Толстого, его ум, честь и совесть Софья Андреевна что-то пробурчала про соль на раны, сор из избы и исправила на то, что дошло до нас из седых толстовских времен: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Левушка обиделся и пошел спать на конюшню. Вместе с Чеховым. Там у Чехова и Толстого и родилась знаменитая «Лошадиная фамилия»…

Толстой решил стать вегетарианцем… под дулом пистолета Репина.

Репин сказал:

– С завтрашнего дня у тебя начинается новая жисть – бушь со мной супчиком из сена питаться.

– Лана, – согласился великий Лев. – Но в новую жизнь я хочу взять с собой Антошу. Можно сходить на конюшню?

– Зачем тебе, Левушка, в новой жизни конюх? – спрашивал живомаз Репин.

– Чехов – не конюх. Чехов – великий (после меня!) русский писатель.

Репин согласился.

Так Антон Палыч стал вынужденным толстовцем и вегетарианцем. И наконец, хлебая сенной репинский супчик, дописал свой рассказ о лошадиной фамилии.

Шекспир не любил Толстого, потому как Левушка еще в детстве стибрил у Уильяма сюжет… Потом – другой… А маменьке наябедничал, что Великий Бард у него ворует сливы…

Толстой юговал в Севастополе. Однажды его разбудил чей-то крик. Левушка думал, что Софья Андревна завтракать зовет. А оказалось: чайка кричит как самашэдшая. Рассерчал и… подарил Чехову сюжет пьесы про гадкую птичку.

Лев Толстой был зеркалом русской революции. Посмотрел в это зеркало Троцкий и умер от ужаса. Так ледоруб, припасенный для него, и не пригодился…

Софья Андреевна оченно любила вишневое варенье без косточек и часто усаживала Левушку косточки вынимать. С тех пор Толстой невзлюбил вишни. И продал вишневый сад Чехову. А тот возьми и пьеску напиши да деньги за нее получи немалые. А потом – «Крыжовник»… Рассердился Лев наш Николаич и решил написать роман «Развесистая клюква», но Софья Андреевна рукописью печку растопила… И Толстой с тех пор не пишет про фрукты-овощи…

Толстой работал над новым романом, когда к нему зашел Чехов.

– Над чем работаете, Алексей Николаевич?

– Над трилогией. Вот первый роман уж начал. «Три сестры» называется.

– Постойте, – говорит Чехов. – Но «Три сестры» уже написаны.

– Кем же?

– Мной! Назовите свой роман как-нибудь по-другому. Например, «Сестры».

Толстой согласился и вычеркнул из названия слово «три».

– А как трилогия будет называться?

– «Хождение»!

– Хождение куда? Непонятно!

– Хождение в народ! Хождение по мукам! Да мало ли куда хождение! – сказал Толстой.