Аркадий Попов - Сто стихов наитий, вожделений за последние сто лет скитаний, размышлений

Его нельзя остановить так просто, как на счётах,
Он хочет жить в пространстве-времени любви,
Все новое так страстно впечатляет, что не готов он бросить все свои страданья,
Принять урок и двинуться обратно, закрывшись в замке изнутри.

Те чувства, как бы формируясь, ему урок преподнесли,
Что можно и нельзя брать в душу и сознание.
Что можно думать или бросить, не приближаяся туда,
Где все так зыбко, как будто пропасть в никуда.

Рассудок вдруг тут понял, что если бросить все как есть,
То завтра все возьмет страданье, и не останется мечтаний,
Которые ещё живы, теснясь в дали воспоминаний,
Живя в душе, давая хлеб иллюзии любви.

Объединившись с Разумом однако, Рассудок как бы пожелал,
Что если Разуму так надо, то он готов ему внимать.
Но принципы свои тот Разум не должен скучно выставлять.
А чувства, собранные разом, они вдвоём начнут страдать.

И вот синтетика какая вдруг появилась в той душе,
Которая пустила в дом свой сразу и Разум, и Рассудок на челе.
Не могут жить они тут рядом, стеснившись в маленькой избе.
Рассудок за своё, а Разум: «Нет логики тут чистому мышлению», да и все.

Не принимая категорий от Рассудка, тот Разум сразу не понял:
Нельзя так сразу, по порядку эмоции под принципы подмять.
Категориальный аппарат хоть и не сложен, но индивидууму под стать.
Пытаться разделить их невозможно, не эгоизм это, а желанье знать.

Знать иногда про чувства и природу, которая их родила,
Где те причины, заставившие Разум прислушаться к себе хоть иногда,
И почему Рассудок так вдруг понял, что здесь она,
Мечта иллюзий, как наяву или во сне.

Мы можем подождать, но это будет не сейчас,
Монады с ноуменами не договорятся,
А чистый Разум – это не для нас.
Не надо формулу менять в сей час.

Конкубинат нам не помеха,
Мы призовём амфибиолии свои, оставить амфибиолии
Необходимость становится свободой
Ее познать нам только изнутри.

Нам апперцепции помогут
Рассудок помирить с раздачей Разума сейчас,
Придёт потом трансцендентально
Самосознанье сущности – и прямо в нас.
Мышление с бытием не согласуют, кто прав, кто виноват.
И чистой логики не будет: ступеньки слишком высоки на лестнице к большой любви.

Время – это куски твоих горячих состояний и чувств холодных образцы,
Созревших под влиянием обстоятельств и сжавшихся внутри.
Пружина распускается упруго, как только думаешь о ней,
Захватывает место, извиваясь, охватывает прошлое и здесь.

Натянуты мысли до предела – возврат не сложит кубики здесь,
Где все по новой разложилось, по правилам, которых и не счесть,
Просматривая и примеряя, ты чувствуешь большой накал времён,
Создавших и опаливших громаднейший набор знамён.

Оглядывая временные точки, ты выберешь нужный лишь тебе красивый стяг,
Но будет он составлен из полотен, расписанных в яркий боевой наряд,
Древко крепко сжимая, подымешь и пойдёшь в атаку, как варяг,
Присоединяя земли новые в копилку жизненных тревог подряд.

Просматривая флаги и кокарды, прошедших дней суровые мечты,
Начертишь круг воспоминаний, сформировавших карту красоты,
Где так наглядно прочитаешь линейку времени, простые чудеса,
Дающие опоры и мечтания вращению времени большего колеса.

Масштабы будут не большие, всем хватит точно просмотреть,
Что здесь случайно происходило, а что разумно есть,
Ведь можно и спланировать даже, меняя данные все исходящие,
Куда пройдёт стрела, летящая из прошлого к нам в настоящее.

Все станет, как и прежде, все сбудутся мечты,
Движением легким исправляя натяг упругой тетивы,
Запуститься стрела полёта в обход опасного пути,
Чтоб долететь до цели, не потеряв запала огненной дуги.

Дождь случайности событий иногда приходит прямо к нам,
Его заносит то ли ветром иль притянули звуки, играющие в барабан,
Зовущие шаманскими напевами и причитающие песни под бубен,
Исполняющие танцы и напевы, желающие изменений раз сто в день.
Сформировав не до конца ещё желания, призыв звучит:

«Все измени,
Наполни чашу искупления, налей вина для очищения и прости».
Не разобрал все сразу в потоке сумрачных идей, не тот поставил парус
Иль грёб, на весла налегая, в другую сторону совсем,
А там ждала беда, замаскирована была в обличье прелестей, потех и развлечений.

В потоке бурном разобраться не получается сполна,
Ты можешь защитить, что знаешь, как кажется наверняка,
И потеряешь, что не знаешь, ещё ты здесь находишься пока,
Но дождь событий беспрестанный стучит и льёт как из ведра.

Навстречу ветру и дождю идти приятно, оценивая лишь себя,
Что можешь ты реально, а что останется забытым навсегда.
События построят каркас строений жизни на земле,
Тебе останется лишь встроить, что получилось воссоздать тебе.

Случайности и помогают, и мешают объединить каркас и твой продукт,
Но ведь никто так и не знает, а вдруг нечайно совпадут?
Случайно можно догадаться, какие будут там углы, которые объединят
Конструкции большие, великие громады, в железе кованы узлы.

Конечно, под зонтом идти там надо, оберегая и храня живящее тепло,
Ведь свыше голосом предчувствие сказало, а что в исходниках дано,
В задаче сложной уравнений, не разрешимых быстро и наскоком так легко,
Написанных крылом летящей птицы на партитуре твоей жизни ясно и давно.

Сплетется мысль желаний с деянием многопрофильным твоим,
И наконец оно предстанет реализованным как минимум двоим,
Объединившим все свои страдания, оставшись без зонта под каплями дождя,
Забыв все милые начала, звучавшие спонтанно, но только лишь вчера.

И дождь, и ветер страстный все соберут и разбросают вдруг,
Их не поймёшь: зачем когда-то приносили вместе, соблазняли тут,
Чтобы потом сломали и сказали, а дальше сами выберите путь,
Который вам милее и приглядней, чтобы дойти, где струны ждут.

Лишь цепь случайных совпадений позволит вдруг связать,
Что было здесь когда-то и что имеем громко вновь сказать.
Себе предвзято объясняя, как произошло во временной дали,
Куда не плавают, однако, линейные большие корабли.

Мы так умеем дорожить, что потеряли, чем можем жить сейчас,
Последние мили пробегая до финишной прямой, так ждущей нас.
Мираж, наверно, нет черты, наш бурный бег не остановишь,
Случайно все произойдёт, ты пересечешь и не заметишь, как придёшь,
Куда спешил, в напряге пробегая вехи жизни.