Алла Геленидзе - Сборник рассказов и стихов

Мама и бабушка счастливо улыбались…

Через полминуты мы услышали, как продюсер сказал:

– Тако, дорогая, вот, возьми телефон, твоя мама звонит…

– Боже мой, и здесь она меня нашла…

Бабушка опустила глаза, у матери улыбка сползла с лица.

– Мама, ну что тебе надо? Я же сказала, что сама позвоню?!

– Но я волновалась, просто, хотела узнать, как все прошло…

– Нормально прошло…

– Хочу поздравить тебя…

– Хорошо, хорошо, потом поздравишь, сейчас не могу говорить. Не слышишь, я в ресторане с друзьями…

– Ну ладно…

Мы молчали, мать сидела с «убитым» лицом, а потом сказала:

– Я не понимаю, почему она так себя ведет, ведь если бы не я, ничего этого у нее не было бы – ни концерта, ни ресторана, ни хороших друзей, наконец. На кого она похожа?!

– На тебя, – тихо сказала тетя Люба.

– На меня?! – зло крикнула дочь.

Я вжалась в кресло, пытаясь в нем раствориться.

– На меня? Да кто ты такая, чтобы мне говорить такие вещи?! Что ты, вообще, из себя представляешь? Только и делаешь, что малюешь свои картинки. Ни в чем не поможешь! – женщина схватила свою сумку и в бешенстве выскочила на улицу.

Я боялась пошевелиться. Тетя Люба сидела со спокойным, чуть бледнее обычного, лицом.

– Теть Люба, как Вы?

– Сойдет.

– Не переживайте.

– Не переживаю.

– Тогда я пойду?

– Иди. Завтра не заставляй меня звать себя, как вернешься с работы, сразу иди сюда.

– Ладно.

В ту ночь мне не спалось, да и в соседнем окне свет горел до утра…

На следующий вечер я, как обычно, сидела в «своем» кресле, попивая чаек, позируя и рассказывая своей старшей подруге о том, как прошел рабочий день. О случившемся мы не говорили.

Незаметно прошла зима, стаяли теплые весенние вечера. В помещении сидеть не хотелось, и мы с соседкой стали проводить вечера на лавочке во дворе.

Как-то раз я сказала:

– — Тетя Люба, хочу у вас что-то спросить, если Вы не обидитесь?

– — Не обижусь, спрашивай.

– Помните тот день, когда Ваша дочь на Вас сорвалась, – я запнулась.

Но соседка продолжала спокойно слушать.

– Что это было? Если не хотите, не отвечайте.

– Нет, почему же, просто коротко не ответишь, надо рассказывать…

– Расскажите.

– Хорошо.

Люба помолчала и начала свой рассказ:

– То, что я русская, ты, конечно, знаешь.

– Да, но причем здесь это?

– Поймешь. Родилась я в России (женщина назвала город). Не знаю почему, но от меня отказались прямо в роддоме. Так что я оказалась сначала в доме малютки, а потом в детдоме в котором и прожила до пятого класса. Ты знаешь, мне всегда хотелось рисовать. Если под рукой не было бумаги, я начинала разукрашивать стены и мебель детдома – за это били – в детдомах воспитатели с воспитанниками не церемонятся. Но потом, какая-то комиссия решила, что я наделена талантом и меня перевели в интернат для одаренных детей-сирот.

– Там-то было лучше?

– Да, с детдомом не сравнить. Тем более нас действительно профессионально обучали. Каждого, так сказать, в соответствии, с выявленными у него способностями. Но с другой стороны, если в детском доме мы все были одинаково одинокие, в интернате настоящей сиротой оказалась только я.

– Это как?

– Ну, ко всем, хоть иногда, кто-то приходил. Были дети, которых навещали даже родители. Конечно, не самые лучшие родители в мире, но все же папа с мамой. К кому-то приходили тети, к кому-то бабушки, к кому-то друзья друзей родителей – ко мне никогда никто не приходил. На Новый Год я всегда оставалась в интернате одна.

– Ужас.

– Да. Но, в конце концов, всему приходит конец. После выпускного класса нас всех «распихали» по другим учебным заведениям – развивать таланты дальше. Я попала в художественное училище соседнего города.

С Васо, отцом моей дочери, познакомилась в первый же студенческий день. Он тоже был первокурсником и жил в одном со мной студенческом общежитии. Мы как-то сразу потянулись друг к другу. Это не было какой-то безумной любовью, просто, как говорят, встретились два одиночества.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Перед окончанием школы Васико осиротел. Родители, его серьезно готовили к поступлению в Художественную Академию, но оставшись один, он не стал испытывать судьбу и, так как в Академию был слишком большой конкурс. Васька – так его звали однокурсники, поступил в наше училище. Уже к концу второго курса мы поженились.

– Как жили?

– Хорошо. Спокойно. Но не долго…

– Как это?

– Сразу же после окончания училища я родила. Так как детдомовцев не имели права выселять из общежитий, у нас с Васо появилась своя комната. Я еще сидела с ребенком в декретном отпуске, он ходил на работу, ничего не предвещало беды, но в один страшный день мой муж не проснулся.

– Как?

– Так. Врачи сказали – апноэ сна.

– Что это такое?

– Это, когда здоровый человек засыпает и перестает дышать во сне.

– Ужас.

– Да… так случилось, что я снова осталась одна, с годовалой дочкой на руках.

Люба помолчала, потом продолжила:

– Все же социальные службы работали в те времена хорошо. Короче говоря, меня вызвали куда-то, уже не помню, куда, и сообщили, что у моего мужа, а значит и у меня, есть квартира в Тбилиси, поэтому я должна, в срочном порядке, освободить комнату.

Ничего другого не оставалось, как собрать пожитки, ребенка, и приехать сюда. – Люба мотнула головой и улыбнулась. – Ты не думай, что здесь всегда так было.

– Как, так?

– Ну так… грустно, безлюдно… Нет, так было не всегда. Когда я впервые зашла в этот двор, он был полон веселого шума. Во всех квартирках жили семьи. Все со всеми дружили. Двери не закрывались вообще. Все ко всем ходили в гости, как к себе домой.

Глаза у Любы заблестели, было видно, что ей приятны эти воспоминания:

– Меня приняли как родную. По большому счету мою дочь воспитали соседи, так как мне сразу пришлось выйти на работу. Хотя я знала, что за ребенком присмотрят, было тяжело уходить каждое утро, оставляя ее хоть на хороших, но все же чужих, людей. Все время казалось, что дочь будет меня искать, звать, плакать, поэтому, как только мы расставались, я начинала молиться одними и теми же словами…

Люба замолчала.

– Какими словами, тетя Люба?

– Настоящих молитв я не знала, просто, твердила одно и то же: « Господи! Спаси и сохрани мою дочку. Пускай у нее все будет хорошо. Пусть ее минуют все беды и пусть она не вспоминает обо мне и не переживает о том, что меня нет рядом, пусть ей будет без меня хорошо».

– И что?

– И ничего, видишь, все получилось точно так, как я и просила, – не вспоминает, не ценит, не переживает, – Люба вздохнула. – Ты, просто, не представляешь, на какие жертвы я шла ради нее. Только недавно, на старости лет, вернулась к мольберту. А тогда, в девяностых, оставила школу, в которой преподавала и, не смотря на то, что очень любила свою работу, поехала зарабатывать деньги в Турцию. Ох, даже вспоминать не хочу, сколько унижений и боли я перенесла, лишь бы моя дочь ни в чем не нуждалась. Теперь-то, конечно, понимаю, что нельзя класть свою жизнь на алтарь благосостояния детей, они все равно этого не оценят… ну да ладно, лишь бы моя дочь и мои внуки жили долго и счастливо, а как они будут относиться ко мне, не имеет никакого значения. Лишь бы им было хорошо…