Алла Геленидзе - Сборник рассказов и стихов

– Но что я должен сделать? Вы же не сказали…

– Да? А, точно. Оформляйте дарственную на эту квартиру.

Нотариус разложил на столе какие-то бумажки, что-то пописал, а потом спросил:

– На кого оформлять дарственную?

– Что?

– Кому, говорю, дарите квартиру?

– Разве Вы не знаете?

– Нет…

– Ему! – я кивнул на адвоката.

Мой друг подскочил как ошпаренный:

– Э, брат, да ты с ума сошел? Я не возьму этого подарка…

– Ладно, не причитай, еще, как возьмешь… ты же с семьей живешь на съемной квартире…

– Ну да…

– Ну вот, через шесть месяцев переберетесь сюда. Живите… и хоть иногда вспоминайте меня… на кладбище приходите…

Адвокат аж поперхнулся:

– Ну что ты такое говоришь?!

– Ладно, не переживай.

Обернувшись к нотариусу, я сказал:

– В общем, оформите документы так, чтобы он, через шесть месяцев, получил все мое недвижимое имущество, вплоть до нижнего белья, – я подмигнул другу.

Нотариус, помявшись, спросил:

– Может быть лучше не указывать сроков. Просто уточнить, что после вашей кончины…?

– Нет! Укажите срок – шесть месяцев.

Подмигнув другу еще раз, я зло засмеялся:

– Правильно ведь, а то вдруг передумаю умирать, и тебе придется ждать квартиру до старости, а…?

– Ну что ты такое говоришь, брат, – адвокат весь покраснел, – не нужна мне твоя квартира!

– Нужна, нужна, – я похлопал расстроенного парня по плечу, – ладно, не обижайся на умирающего дурака…

– Ну, хватит! Я ухожу!

– Вах! Ну что ты, как девчонка ведешь себя. Уже и пошутить нельзя? Сядь.

Силы оставляли меня. Поэтому, обратившись к нотариусу, со словами: « Надо отдохнуть, … когда документы будут готовы, … принесите подписать, … а сейчас пойду, посплю», – я отправился в спальню, и уже укладываясь в кровать, добавил, – «все ему, все, кроме машины».

Закончив оформлять бумаги на передачу квартиры, и отдохнув два дня, я решил, что пора переходить ко второму, заключительному этапу своей предсмертной жизни. Что ж, сказано – сделано.

Встав поутру и закинув сумку с деньгами на переднее сидение машины, я поехал в церковь. Казалось бы, что может быть легче, чем пойти в церковь – в Тбилиси церквей не сосчитать. Однако это оказалось не таким простым делом. Впрочем, по порядку…

Остановившись у первой, встретившейся на моем пути, церкви, она, кстати, была в ста метрах от дома, я долго сидел в машине, а потом двинулся дальше. Так продолжалось несколько часов. Я кружил по городу, останавливаясь у каждой церкви, но, не решаясь выйти. Уже смеркалось, когда я обнаружил, что давно выехал загород. Первой реакцией было – повернуть назад, но тут послышался одинокий удар небольшого колокола. Всмотревшись вдаль, увидел церквушку и понял, что нахожусь в какой-то деревне, недалеко от города. «Надо зайти» – мелькнула мысль. Я подъехал к церкви и вошел в нее.

К моему удивлению, церковь была заполнена людьми. Шла служба. Пели певчие. Никто не обратил на меня внимания. Присев на лавочку у стены подумал: – «Наверное, для таких, как я, немощных»…

Певчие пели так сладко, голос священника был таким умиротворяющим, а люди молились так душевно, что на меня снизошло умиротворение. Не могу сказать, что я спал, потому, что видел и слышал все, что происходило вокруг. Но в то же время, мой разум, как бы существовал отдельно от тела, и ему впервые не было страшно умирать.

Служба закончилась, понемногу все разошлись, а я все сидел на лавочке. Через некоторое время, ко мне подошел молодой служка, и спросил, все ли у меня в порядке. Я ответил, что да, попрощался и вышел. Сел за руль, раскрыл сидение и, вытянувшись, впервые за многие месяцы, спокойно уснул.

На улице стояла ночь.

*

Проснувшись, по привычке, посмотрел на запястье левой руки, но вспомнил, что мой Rolex, унаследовал «удачливый адвокат», засмеялся. Впрочем, солнце стояло высоко, и было понятно, что уже давно за полдень. Потянувшись, присел и выглянул в открытое окно – в сторонке, из-за большого камня, на меня смотрели два светло-карих глаза.

– Эй, пацан, иди сюда.

Ребенок не шелохнулся.

– Не бойся, иди сюда.

Никакой реакции.

Я покопался в своей сумке, показал пацану двадцати долларовую купюру, и позвал еще раз:

– Иди сюда, смотри, что дам.

– Из-за камня появился сопливый, конопатый нос, а потом и вся голова.

– Зачем мне? – спросила голова, – если ты такой добрый, маме моей дай.

– А где твоя мама?

– Там, – голова махнула, появившейся из-за камня, рукой, в сторону виднеющейся деревни.

– Ну, садись в машину, поехали к твоей маме.

– Нет, не сяду. К чужим, в машину, садиться нельзя, – пацан полностью вылез из-за камня. Это был ярко-рыжий парень, лет шесть. Бедно одетый, в меру грязный, смышленый мальчишка.

– Молодец! Ну, беги впереди. Я поеду за тобой. Познакомимся с твоей мамой.

*

Подъехав к калитке, в которую вбежал малыш, я был поражен видом вросшего в землю, деревянного дома, из которого вышла удивленная, неопределенного возраста, женщина.

– Здравствуйте, извините что беспокою. Можно попросить у вас воды?

– Конечно, – женщина сразу успокоилась и пригласила подождать во дворе, пока она будет доставать воду из колодца.

Сев на принесенный вышедшей за матерью, девочкой, табурет, я стал рассматривать двор: – «Дааааа, так сказать, бедненько, но чистенько».

Женщина подала запотевший стакан с водой и с удивлением смотрела, как я его опустошал.

– Чему вы удивляетесь?

– Это так заметно? – женщина смутилась, – просто, иногда, проезжающие останавливаются у нашего дома, и просят попить, но, когда я выношу им воду, всегда спрашивают – кипяченная ли она, и уверенна ли я, что эту воду можно пить. А вы ничего не спросили. Почему?

Я подмигнул окружившим меня детям, их было человек пять – мал, мала, меньше:

– Потому, что я ничего не боюсь. Это все ваши дети?

– Да.

– А муж где? На работе?

– Нету…

– То есть, как? Умер?

– Нет. Что ему сделается? Уехал на заработки. Сказал – в Россию, потом, кто-то видел его во Франции.

– Ну и, зарабатывает?

– Не знаю. Нам ничего не присылает.

– Давно уехал?

– Да, уже года четыре.

– Маленький, – она кивнула на моего знакомого, – вообще его не помнит.

– Но, как вы выживаете.

– До недавнего времени я держала двух коров, так что, не голодали, и даже оставалось на одежду и школьные принадлежности. Но случился мор, вот уже два месяца, как коровы подохли. Теперь не знаю, что будем делать.

Я только сейчас заметил, что женщина нет-нет, да и посматривает на зажатую в моей руке двадцатидолларовую купюру.

– Ох, извините, это ваш мальчуган заработал, – я протянул купюру женщине.

– Как заработал?