Наталья Исаенко - Что общего у скрипки и меча…

Две сотни секунд молчанья…
Слышно, как крылья у Врат звенят.
По именам —
каждого, как успеть, Боже?!…
Я плачу с тобой, Испания,
Головы алых гвоздик склоня…
Лишь губами —
«прости меня, если сможешь».

Засыпай, мы увидимся завтра.
Завтра встречу тебя улыбкой.
Осень, будто подмостки театра,
Скроет город завесой зыбкой.
Обещаю, когда ты проснёшься —
Завтра – больше не будет страха.
Ты ладонями неба коснёшься,
Кинешь крошек бездомной птахе.
Я прошу тебя только поверить —
Завтра больше не будет боли.
И беспечный безудержный ветер
Нас в рассвет заберёт с собою.
Засыпай… завтра мы бы сумели
Жить, как прежде, прямо и просто…
И забыть, как во сне чёрно-белом
Мечет сумрак тяжёлые стрелы
Направлением на Норд-Ост.

Господи, дай нам силы
Волю принять Твою.
Мы не о том просили,
Вечно с собой в бою.
Господи, дай нам боли
Чувствовать рядом боль.
Раны – твои… а соли —
Мы не скупы на соль.
Господи, дай нам страсти
Сердце не потушить.
В жажде богатств и власти
Не распродать души.
Жажда не знает меры —
Мера не для толпы…
Господи, дай нам веры
Видеть во тьме слепых!
Чтобы в грызне за кости
Мир не сошёл с ума,
Господи, дай нам злости
Зло не пустить в дома.
Ныне века на грани
Срыва от скоростей.
Что там до Мирозданья
Кучке шальных детей!
Жизнь создадим из праха,
Третий разрушим Рим…
Господи, дай нам страха
Вдуматься, что творим.

Собственные законы
Собственные пути.
Собственные драконы —
Чтобы чужих пасти.
Дальше – давно хотелось —
Вспять повернём года…
Господи, дай нам смелость
Вспомнить Тебя тогда.

Рассвет был тих. И воздух чист.
И пела иволга шальная,
Когда на чуть помятый лист
Легло: «Привет тебе, родная!»
Когда спокойно кто-то взял
Его в прицел на третьей фразе:
«Скажи… а долго ли стоял
Мой белый ирис в синей вазе?..»

…Сердца леденил огонь,
Отчаянье жгло глаза,
А тот, кто был там со мной,
«Мы выдюжим, друг!» – сказал.
Сметала тела волной
Стального дождя коса,
Но тот, кто был там со мной,
«Нельзя умирать!» – сказал.
И тьмой опускалась боль,
И кровью была роса,
И тот, кто был там со мной,
«Я рядом, держись!» – сказал…
О, как же далёк тот бой!
А мне всё забыть нельзя:
Тому, кто был там со мной,
«Прости» не успел сказать…

Жить без тебя – буду,
Чтобы любить дальше.
Просто дышать трудно,
Просто душа – та же…
Вздохом сомкну слово,
Криком – закат в клочья.
Имя твоё снова
Тайно шептать ночью.
Помнить шагов звуки,
Запах и цвет пряди.
Ждать, что твои руки
Вдруг заскользят сзади.
Разве что взгляд старше —
Память вовек строже.
Просто любить дальше,
Зная, что ты – тоже!…
Время хранить кожей,
Сердцем застыв словно…
Жить без тебя – можно,
Только дышать больно.

Тополь да ворон,
Поле да крест.
Белое с чёрным —
Нет больше мест.
Ветром и стужей
Рваная речь…
Рваные души
Как уберечь?
Скалы да небо,
Пепел да снег…
Чёрное с белым —
Стой, человек!
Шаг над обрывом —
Жизнь не цена…
Будет иль было —
Память одна.
Чёрное пламя,
Белый висок…
Где-то за нами
Брезжит восток.
Не оглянуться,
Не отступить.
Тем, кто вернутся —
Прежним не быть.
Сплавлены верой,
Путь на века —
Чёрная с белой
Грани клинка.

Всё смертно. Всё, познав рожденье,
Вернётся в тонкий слой планеты
Меж недр клокочущих гуденьем
И солнца животворным светом.
…А души всё-таки нетленны.
За то и преданы условью
Жить между пламенем геенны
И солнца яростной любовью.

Такая ночь в году одна:
Когда часы пробьют,
Роль будет каждому дана,
Будь ты король иль шут.
Мы прячем выраженье глаз
За обликом иным,
А маски выбирают нас,
Чтоб властвовать самим.
И, будь ты шут или король —
Играть и жить спеши,
Чужою болью и судьбой,
Как собственной, дыши.
Но берегись замкнуть кольцом
На душу эту боль!
Ведь маска может стать лицом,
И жизнью станет роль.
Когда ж настанет день суда
Для судеб и имён,
То не узнаешь вдруг себя
Ты в зеркале времён.
И лучшей из своих ролей
Прославлен будет шут,
Когда, быть может, королей
Шутами назовут.

Нет. Ты его не звал. Он сам пришёл.
В плаще промокшем… Наследил в прихожей,
На сумрачного демона похожий
И чем-то на ганфайтера ещё.
Неразговорчив. Уголком – улыбка.
Кивнёт: «Присяду». Рейнское на стол.
К чему вопрос? «Не стоит о пустом.
Прислушайся – ведь где-то стонет скрипка…»
Возьмёт тобой исписанный листок
И будто душу на ладони взвесит:
«Так… баловство… а в этом – что-то есть», и —
Огню свечи подставит жилы строк.
Не опустеют сердце и бокалы,
Где слишком много… или слишком мало,
Пока не загорится вновь заря,
Всё пополам – сомненья и тревогу,
Всё – вызовом и дьяволу, и Богу
Во взгляде тёмно-карем Октября.

Увы, не в моде теперь романы,
И Дон-Кихоты, и Дон Жуаны.
Всё больше боссы и рестораны,
И мерседесы, и доберманы.
Уйдёмте, сударь, пока у власти
Иное время, иные масти.
Не нам держаться среди колоды
Краплёной, глупой, грошовой моды.
Они не вечны… Они лишь тени,
Пока дороги хранят смятенье.
Пока безумства лишь сердцем мерить,
И кто-то просто умеет верить.
Вон тот, с гитарой в толпе парнишка,
И та девчонка в вагоне с книжкой…
Пока отчаянно ищет кто-то
То Дон Жуана, то Дон Кихота.

Ты грустишь… или снова вечер
Ждёт забвения своего —
Промелькнувшие лица, встречи,
Смех, не значащий ничего…
А с утра будет всё сначала,
И опять не считать минут…
Ты, наверное, так устала
Привыкать, что тебя не ждут.
Ты ведь справишься в одиночку,
Знаешь, стерва-судьба права…
И о папе не спросит дочка
Может быть, ещё года два.
Ты почти и не веришь в сказки —
Те, что добрым манят концом…
Но зачем так волшебны краски
Над седым грозовым венцом?
Но зачем так тоскливо снится
Расправляющий паруса
Белый бриг, как большая птица,
Уходящая в небеса?
Но октябрьскими ночами,
Ошалевшими под луной,
Кто-то шепчет тебе отчаянно:
«Маргарита, летим со мной!»
И предать невозможно память —
Ту, нездешнюю, о цветах
Под ногами, и звёздной заверти,
И о нежности на устах.