Кира Каменецкая - Верить Судьбе

Всё заметёт, и однажды проснёшься радостной,
Словно тебе всего десять неполных лет,
Словно на кухне мама готовит сладости,
Словно тоски и печали на свете нет.

Словно совсем уже скоро запахнет праздником:
Ёлка живая и мисочка рыжих солнц.
Будет легко и, конечно, совсем без разницы,
Что забирает с собой уходящий год.

Разве, когда тебе десять, боишься возраста,
Опыта горького, чьих-то чужих проблем?
Разве в неполные десять попросишь: «Господи!
Просто спаси меня, Боже, от этих стен!»

В десять проснуться под утро легко и радостно,
Ближе подвинуть любимый высокий стул,
Встать на него босиком, посмотреть на «градусник»,
Слушать за окнами зимнего ветра гул.

Блинчики с чаем на завтрак, а после – улица:
Снова играть в снежки до потери сил.
Мама сегодня – родная, совсем не хмурится,
Больше не просит у Бога, чтоб «он любил».

Маме сегодня, похоже, легко и радостно,
Мама сегодня готовит, целует в нос,
Тихо зовёт тебя «мелкой любимой сладостью»,
Вновь обещает, что «будет и Дед Мороз».

Ты же сама так легка, словно крылья выросли,
Словно бы ты их расправила просто, в один момент,
И позабыла, что сказки (по правде) – вымысел,
Что Дед Мороза (по правде) на свете нет.

Всё замело, и почти уже пахнет праздником:
Рыжее солнце разделишь на дольки и…

Взрослым проснёшься и горько поймёшь,
в чём разница:
Кофе без блинчиков, вместо снежков —
стихи.

Ты где-то там, в безумии дня,
Я где-то здесь, в безумии ночи,
И горький этот дым без огня
Меня своим безвременьем точит.

Ты знаешь, он ведь шлёт мне не сны,
Он посылает мне обрывки видений
О том, что горю не дожить до весны —
Ему вообще остались только мгновенья.

И я считаю их одно за другим,
Едва дышу, боясь, что это последним,
Последним станет, и тогда вместе с ним
Я стану кем-то, кто зовётся «наследник».

Я потеряю вместе с горем весь мир,
Огромным мир, что называется детством…
И лишь о страхе мы с тоской говорим
В ночной тиши, когда мне нечем согреться.

Я сирота почти… Ты знаешь, болит,
Болит и горечью въедается в душу
Сам факт того, что не сбежать от обид
И не вернуть уже того, кто так нужен.

Конечно, после мир не станет пустым —
Мне каждый день дарует множество смыслов,
Но по ночам мы с тишиной говорим,
О том, что почва поменяется в жизни.

О том, что стихнет навсегда этот дом,
О том, что домом он мне быть перестанет,
И только эхо будет жечься огнём,
Глухое эхо очень нужного «Мама»…

Ты где-то там, в своем безумии дня,
Я где-то здесь, в своем безумии ночи,
Я сирота почти, и дым без огня
Завьюжит пеплом и беду напророчит…

Белый снег пеленой, как рай —
Утешенье больной души…
Станет чуждым родимый край
И родною чужая ширь.

И останутся мне роднёй
Дом чужой и сгоревший кров,
Буду долго искать покой,
Чтобы сбросить вериги снов.

И тогда белый снег, как жизнь,
Запорошит мои следы,
Белым саваном скроет мысль,
Чтоб не выдумала беды.

И навеки исчезнет всё,
Только снег белой мглой вокруг.
Только я прокричу: «Ещё!»,
Вырываясь из чьих-то рук.

И отступит пред снегом ночь,
Ну а с нею моя тоска…
Я гоню злые мысли прочь,
Силы есть – снег идёт пока.

В уверенности чётких движений,
В бездействии немеющих рук —
Я всюду, всюду вижу лишь тени
И замкнутый, нервущийся круг.

Я знаю, что закончилось лето,
Я знаю, что приходит зима.
Я знаю, но не знаю об этом,
Как будто я – не я же сама.

Себя не узнаю́ в зазеркалье,
Как будто я лишь жалкий эскиз,
Набросанный по чьей-то печали
На серый от безвременья лист.

А время – ржавой бритвой по нервам,
По венам опустившихся рук…
Я всюду, всюду вижу лишь тени
И замкнутый, нервущийся круг…

Каждым вздохом тот день запомнится,
Без тебя, без меня, без времени…
И в незапертой тёмной комнате
Не слова – отголоски имени.

И в предательском сером сумраке
Не узнать силуэта черного,
Словно света пугаясь лунного,
Мир укрылся крылами ворона.

И дыханьем зимы испуганный,
Он замёрз и застыл, как вкопанный…
А луна для него как пугало,
Что ведёт стаю туч растрёпанных.

И в холодном немом безвременье
Этот день вдруг исчезнет, кончится,
Не останется больше времени
Нам исполнить всё то, что хочется.

Каждым вздохом тот день запомнится,
Всё без слов, без тебя, без времени…
И в незапертой тёмной комнате
Стены, крытые белым инеем.

Слова покидают мой дом…
Уходят и «мама», и «детство»,
Уходит родное «вдвоём»…
Я кутаюсь в плед, чтобы согреться.