Магистр Тени Нихиллим - Элизиум. Избранное

Распростерла длани-сучья обнимая бытия истоки,
Украшая перстнями цветений к весне-юности.
Лишь бездонные глазницы небес синеоки,
Наблюдают за силой воли, ниспослав трудности.

Бьют ветра, словно бич, с удалью хлесткой,
Разрывая лоскуты-листья нарядного савана, голью.
Завывая мелодию грусти из оперы «Тоски»,
Резонируют в сердце струнами – душевной болью.

Поутихла непогода, уходя по небу ратной конницей,
Вереница туч тянулась, на войну, обозами,
Убегают вдаль скорее, будто черт вслед гонится,
Небо-девица уж выплакала по ним грозами.

Жемчуга, капель влаги, свои по развесила,
На зелени листвы, драгоценными бусами.
Стоит весна нарядная, ее сердцу весело,
Примеряя гардероб с изысканными вкусами.

Ароматом парфюма, тонко благоухает,
Подчеркнув статность красоты времени года,
Ведь она одна, все-же, такой бывает,
Неподражаемая во всем, как и мать Природа.

Закованный в сталь, всем казалось он стоек.
Поскольку, всегда, выступал впереди.
Он вдосталь познал, что войны привкус горек
И руки его, уж по локти в крови.
Изведал что есмь, лишения и голод,
Потрепанный стяг развивал на ветру,
Когда до костей пробирал лютый холод —
Он просто молился, чтоб выжить к утру.
Когда неприятель рубил, словно дьявол,
С оскалившей пасти вонзая клинки,
Он прятал забралом, что страх его плавал,
В крови и сковал позвонки.
И крепкие латы скрыв оцепенение,
Под тяжестью статной своей,
Спасали от смерти, а может везение,
Над роком довлело сильней
Он вновь выживал и готовился к бою,
Он жив, но другие лежат…
Напрасно его нарекают – героем,
Познавшего весь Мирской ад.

Прости меня за то, что не умею лгать
И не могу нарушить данных обещаний.
Я обещал тебе, все так как есть писать
И это вечный повод для терзаний.

Надеюсь, ты прочтешь, слова мои в письме,
Присядь прошу, они мое прощание.
Как жаль, что не могу вместить я на листе
Всех чувств к тебе и муки расставания.

Еще чуть-чуть, и вновь мы вступим в бой,
Возможно, станет он, увы, моим последним.
Враг перевес давно оставил за собой,
А я надеялся, что это только бредни.

Земля саднит свинцом, ужалившей осы
И огнь от пепелищ, как кровь из свежей раны,
Сочится пламенем, достигнув полосы
Границы двух фронтов и битвы неустанны.

Ох, слышала бы ты, сколь грозен Бог Войны,
И как он страшен, залпом мощным, в гневе,
Подмоге не успеть, мы знаем, что одни…
Ты помолись, за наши души Деве.

Моя любовь, с тобой, прибудет до конца
И я ни сдам и метра, коли бьется сердце.
Прости меня за все, отважного глупца,
Я собираюсь недругу задать немного перцу!

Я б все сейчас отдал, за краткий миг с тобой,
За сладость алых губ и теплоту объятий,
Прошу тебя – живи, ведь я тобой горжусь,
И пусть любовь хранит, сильнее всех заклятий!

Ну вот и все… звучит команда «СБОР»,
Я отправляюсь в бой, что в эпицентре фронта.
А я бы так хотел, вновь, в наш сосновый бор,
Где в первый раз, читал тебе Бальмонта.

Пробил час, дегтем в стать облакам грозовым нагрянул
Утопая в патоке лжи медовой, липкой и вязкой,
Растворился в настоящем с ним в небытие канул,
Без причины, без замысла и огласки.

И уже не стать во век прежними,
Не вернуть лицам легкомыслия мины.
Раскрывая горизонты для мышления безбрежные
В заблуждении своем достигая вершины.

Сколько падет их еще на поприще ратном?
Сколько слов было вслух не досказано?
Что стираются в пыль многократно,
Только быль до сих пор не доказана.

Стерта память побед пращуров и отцов,
Позабыты морали былой устои крепкие,
И душа моя плачет навзрыд, горче вдов,
Ибо скорбь сжала в лапы цепкие.

Тени, что пауком сползают ко мне неспешно,
Выжидают момента впрыснуть яда бессилия.
Отравляя разум черной мыслью грешной,
Одерживают победу свою без насилия.

Словно ставни, что на булатный замок заперты,
Обездвижены и стынут от озноба руки.
Больничная простыня – иллюзия парадной скатерти
И лишь голос в голове распускает слухи.

Шепчет, настойчиво, стремясь поколебать волю,
Обволакивает коконом сомнений и былых сожалений,
Съедает волокна разума прожорливой молью,
Не пускает взойти на путь свершений.

А погода – пьянь, расплескав стакан,
Оросила ливнем часть земной горницы.
Пир на небе горой – хорошо Богам,
Шум и гам вокруг, да раздолье вольницы.

Сам Иггдрасиль с небес пустил корни,
Разрывая плоть облаков грозовым мерцанием.
Всю помпезность вобрав в громогласном горне,
Вдруг утих для раздумий в молчании.

Поутихло резонансом встревоженных кругов на воде,
Возмущение чистой глади зеркальной,
На полотнах жизненных невзгод подвластных судьбе,
Замирает вновь в спокойствии, прячась в уголках дальних.

Положили, в итоге, на полку томиться,
Бросили пыли, да времени, на растерзание
И уже, никогда боле, не случиться
Оправдать бытием своим ожидания.

Тает солнечный зайчик былых надежд,
Вязнет в темной гуаши грозовых красок,
В Мироздании, полном алчных невежд —
Кукол, преисполненных ликом человеческих масок.

Синтезируя схемы прогнивших систем,
Кукловод яростно водит за нити,
Чтобы в конце представлений совсем
Сделать куклу отрепьем забытым.

Пройденный путь всех гастрольных турне,
Давит на память немыслимым грузом.
Лучше уж вспыхнуть, однажды, в огне
Чем быть подвергнутым дьявольским узам.

Нить замирает… а может быть я,
Все же отвергнут и брошен на полку,
Чтоб на закате, уходящего дня,
В душу мою смерть воткнула иголку?