Елена Ханина - Перевернутая жизнь

Не скули по эпохе
Тебе не готовившей пули.
Всё пройдёт, ручейком незаметным впитается в землю.
Да, дела твои плохи,
Скрипели железные стулья
И врезались слова – не хочу, не могу, не приемлю!

Расщепление империй,
словно ядерный распад.
Всё, во что когда-то верили —
оказалось компромат.
Те, кто песни комсомольские
распевали у костра,
разъезжают на роллс-ройсе.
Все, кто против – стали за.
От расколотой империи
Слишком много черепков.
Смотрят птицы с недоверием,
Новый мир им не знаком.

Погреба, погребение,
Память словно размыло.
По кому песнопение?
Снова роют могилу.

То в лесу, то в овраге
Или в старом сарае.
Утром вывесят флаги,
Пот со лба вытирая.

Поп с лицом нестандартным
рьяно мучил кадило,
Объясняя приватно
Что-то девушке милой.

Крест нагрудный качался,
И старушка в платочке
Всё шептала: «Покайся!
Мой любимый сыночек».

Графоманы расселись и ели ужин.
Пили вино из бокалов красных.
Мне сказали – «поэзии ты не нужен»
И рукой помахали по-барски.

Графоманы кричали – «иди подальше,
От тебя за версту несёт невезухой.
Мы не любим тех, кто отстал на марше.
И тех, кто шепчет что-то на ухо».

Графоманы смеялись – «к чему стенанья.
Брюзжаньем введёшь себя в гроб до срока.
Смотри, судьба закрывает ставни,
И поле любви заросло осокой.

А ты всё там же бренчишь волынкой.
И строки твои из раздела прочих.
Про крестоносцев пишешь и инков,
Или ещё про непьющих рабочих.

Полно, уймись, нет журнальных ссылок,
Критики даже читать не станут».
«Знаешь, – советовал мне верзила, —
Лучше уйди в свой воздушный замок».

Кривые улочки удачи
Давно закончили свой бег.
Поз фонарём тихонько плачет
Уставший, СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Я по тебе скучаю.
Трогаю день на ощупь,
Солнца не замечаю.
Лобное место – площадь.
Стёкла дрожат надрывно,
Капают годы плавно,
шумный, весёлый рынок,
кажется так недавно…
снег обжигал ладони,
смех заполнял пространство.
Эхо застыло в стоне,
Мне не уйти из рабства.
Я по тебе скучаю.
Мебель покрыта пылью.
Больше не различаю
небыль с ушедшей былью.

Свои стихи от сердца оторвав,
Я больше не могу грустить и плакать.
Ну да, конечно ты, любимый, прав
Живу, лишившись чувств. И даже страха.

Когда фонарь уже погас в руке,
Фитиль перегорел и батарейка села,
Когда мне безразличен друг и враг,
И до себя самой мне нету дела.

Зачем ещё слоняюсь средь людей,
Где погремушки слов качают воздух?
Зачем, скажи, противный знойный день
И стая мух навязчивых, навозных?

Любое дело мне не по плечу
Прощание, прощение, улыбка.
Я в смерти ораторию ищу,
А жизнь уплыла – золотая рыбка.

Что в сухом остатке?
Сны, сны, сны.
В них играют в прятки
Дети сатаны.
Горькие улыбки суеты,
Очертанья зыбки,
Это снова ТЫ.
Три последних снимка.
Постарел.
Лес густой, тропинка.
Луг окаменел.
Ни травы, ни солнца,
Пустота.
Только сердце бьётся,
На земле одна…

Прогони сомненья вон,
Прогони.
Это мой последний стон
О любви.
Это мой последний всхлип
О тебе,
И сомкнётся завтра зыбь.
На земле
Не пристало оставаться
Давно,
И снимают папарацци
Кино.
Вместо правды вопросительный знак,
И взяла меня усталость
В кулак.
Прогони сомненья вон,
Прогони.
Это мой последний стон
О любви.

Коршун в поле спустился низко
И смотрел как выводят людей.
Тех, которых в расстрельные списки
Записали за пару дней.

Их вина – что пришлось родиться
В необъятной весёлой стране,
Где свобода не снилась и птицам,
Где на розовом скачут коне.

То ли ангелы в белой одежде,
То ли черти – наган в кобуре.
Где убийца начитан и вежлив,
Где иконы погибли в огне.

Что сложилось в строки
Разразилось бранью.
Остальные крохи
Вспоминать не станем.
Нудные свиданья,
Поцелуи в щёчку.
Ужин в ресторане,
Был бифштекс не сочен.
И вино горчило
Горечью разлуки.
Милые мужчины
целовали руки.
Нет, имён не помню.
В памяти пустыня.
Вот листаю сонник,
Чай на кухне стынет.
Внуки проскользнули
В сон мой невесёлый.
И свечу задули
Ангелы со стоном.

Я заходил в чужие храмы
Где тени пестуют иконы.