Константин Кадаш - Vossabrygg

Тихое, как спящие солнца,
Сердце моё среди снегопада.
Полдень, низкие облака.

Снежные провода над городом и —
Вездесущее вороньё
Продолжает поезда песню.

Пока мы спешили на север,
Над нами моргали звезды,
Мечтая о новом рассвете.

Небо-альбинос:
До полнолуния осталось два
Обжигающе-холодных глотка ветра.

Закатное солнце дрожит на ветвях,
Точно замёрзшая листва,
Цепляющаяся за опадающие годы.

Два силуэта в тумане —
Заглавные буквы
На страницах раскрытой книги земли,

Говорят в тишину:
Мы – живы,
Мы существуем.

Миниатюры дождя на ладони
Замерли,
Смерзлись в лёд.

Это – зеркало Хели,
Где, точно в окнах витрин, отражаюсь,
Мимо бредущий.

Словно древо, пустившее корни
Глубже, чем прежде бывал человек.
Обнаженный, стою у дороги.

«Мир все время разный,» —
Так говорили мне облачные киты
Из детства.

«Во что бы то ни стало,
Иди своей дорогой —
И никогда не сомневайся.»

Наедине с тишиной —
Сумерки над землёй.
Снег.

Лыжня сама ложится по ноги.
Едва заметны под ней
Всполохи электричества.

Мы – немы,
Подводные лодки, застрявшие
В бездне подземного океана.

Тянем тонкие шеи, как
Перископы сквозь глины и земли.
Вверх.

Выглядывать небо.
Выдумывать птиц. Рисовать
С изнанки век линию горизонта.

Тело земли – волна.
Мы становимся пеной.
И из пены мы возродимся.

Дети-птицы,
Шастающие сквозь стены
Без цели, и

Застывшие окаменелости
Зрелости, не способные
Разъять материю и пространство,

Не способные выйти за
Собственные пределы,
Проклятые границами…

Между нами – миг, тоньше
Волоса, нежнее
Самого крохотного пера.

Вечность – для младенца,
Мгновение – для старика.
С точки же зрения времени:

Ничто.
Неосмысляемое.
Неуловимое.

Город на том берегу реки
Горит точно елочная игрушка,
Забытая на склоне.

Длинные руки горы,
Выхватывающие солнечные лучи
Из облака.

Треск льда, сковавшего поверхность
Озёр в долинах,
Волны снега.

И долгие тела
Плывущих над землею кораблей,
Хранящих горизонты.

Шум возрастает:
Вспугнутое время
Несётся все быстрее.

Но память застывает,
Сочится тишиной.
По воздуху расходятся круги.

С другого полюса:
Армия солнца
Безгласно заполняет город.

Насилие нереально.
Тихие этажи дерева – маяки
Для солнечных кораблей.

Спускаюсь в подвалы земли
В поисках голоса, в поисках
Корня. Нахожу камни.

Тихие башни для юных,
Для всех тех, кто услышал
Как дышат тени.

Дальше – на ощупь,
Точно по звёздам
Сквозь спящие солнца.

Ты вводишь меня в тихие комнаты,
Лишь потолок и стены – и ничего кроме,
И только где-то у правого плеча
Мотыльком порхает твоя уютная песня.
Ты говорила, что так было всегда,
И что в мире ничего не осталось другого —
Лишь эти пустые, тихие комнаты
И наши скребущиеся в них голоса.
Мы учили наши тела не отбрасывать тени…
Мои пальцы все еще помнят черты твоего лица…
И я знаю одно: никогда еще ты не была
Столь бестелесна.

Время…
Вбивало сваи в суглинок памяти,
Уродуя прожитое,
где спасение искал.
С исчезающего перрона
удаляющемуся мне
в спину
Чужих глаз взгляды.
Голоса в ладонях, в карманах – земли горсть…
И я – как нежданный
гость,
Спешащий в улиц гам,
Неловкий, смахиваю походя
Фарфоровую вазу
Со столика – у парадной двери
В рассыпавшихся каплях отраженьем —
Твое лицо…

Они приходят в полночь, мои ангелы,
Безликие и прекрасные,
Смертные, но лишенные возраста,
Не ведающие, что такое время,
И, тем не менее, являющиеся каждую ночь
С последним ударом часов —
В каплях первого весеннего дождя их смех,
В ветре за окном я слышу их
неторопливые шаги.

Слепая старуха за веретеном…
Узловатые пальцы орудуют ловко,
Сплетают непослушную пряжу —
Вьется веретено; в его движении – стон дерева, —
В его неустанном кружении – твой голос,
Да не оборвется нить…

Мои веселые ангелы стучатся в окно,
Виснут на ветвях дуба —
И небо, смущенное, топчется
Позади их бесплотных тел.
А я вспоминаю большой город,
И маленького мальчика наверху, под самой кроной,
Гордого и счастливого
От того, что ему удалось
Вскарабкаться так высоко
И унести с собою
частичку неба.

Иногда они танцевали – босые брели по площади,
Кружились, завороженные диковинным ломаным ритмом,
Воздевая руки к небу, безмолвному и безучастному…
И редкие прохожие, пряча глаза, обходили их стороной.

Небо сорило дождем – капли путались в их пыльных
Долгополых одеждах, некогда белых, должно быть.
Их пальцы едва подрагивали в так колдовской музыке,
Настойчивой, нежной музыке, направляющей их танец.

Весной пробуждался лес, и травы тянулись к солнцу,
И город – оглушенный, взъерошенный – зеленые мысли думал
И тогда они танцевали – босые брели по площади,
Босые брели через город, и пели, нелепые, пели.

Нам казались вещи, неторопливые как камни,
Нам казались птицы, поспешные словно ветер…
Детьми мы мечтали построить желтый корабль,
Потешный корабль с крыльями как у птицы.

«Каждому по вере его воздастся», —
Говорил Отец, размышляя о боге.
Мы отчаянно верили в желтый корабль,
В беззаветное небо, ты помнишь?

Я стою у реки – где обрывается камень,
Где смещается время, и на дно оседает…
Наш желтый корабль над облаками
Парит – незаметный, прекрасный, ты слышишь?

…и в то же время мы с тобой оставались детьми,
прекрасными, должно быть, в своей непосредственности,
в своей жестокости… и в то же время на город наползала
тень – от времени, должно быть…
…и время от времени она подходила к окну и поливала цветы,
выстроившиеся стройными рядами на подоконнике – ее зеленое воинство…
…подоконник, подлокотник кресла – мои мысли заполняют детали,
мириады мелочей мутным потоком текут сквозь мое сознание;