Михаил Попов - Праздность

Ну, наглотаетесь вы влаги
Отравной горних облаков,
Метафор яркие ватаги —
Они ведь не для простаков.

Вернетесь, жалки, боязливы,
Вы вниз с зияющих высот,
Ведь те заоблачные нивы
И мед золотоносных сот —

Он не про вас, а про особых,
Про тех, кто истинный пиит,
А вы бродите в скромных робах,
Любите истинный свой вид.

Горшок со щами, и краюха —
Другого не хоти рожна,
Под боком Машка иль Раюха,
Вы с нею вместе – сатана.

Реалистичная картина:
Нет славы? но и нет долгов!
И вся домашняя скотина
Глядит на вас, как на богов.

В саду такая, брат, истома,
И воздух тих, и воздух чист,
Шагнешь ты босиком из дома,
И все, теперь ты руссоист.

А там в тени кувшинчик с квасом —
Такой бы пил, да пил и пил,
Хлебнешь и крякнешь нежным басом,
И вот уж ты и русофил.

Оборонительный мороз
Стоит в Москве, как будто фрицы,
Свершая новый дранг нах ост,
Пришли в окрестности столицы.

Родимый холод, словно щит,
Нас защищает от напасти,
От напряжения трещит,
Но не ломается на части.

Обломок масла воробьи
Долбят свирепо на балконе,
В тройные строятся строи,
По жести топчутся, как кони.

Гремит их суетливый хор
Среди насквозь промерзшей рани,
Рычат: «Анкор, еще анкор», —
Речь не о масле, но о брани.

Готовы ринутся в бои:
Иль победят, иль будут сбиты!
Вот странно, только воробьи
В такое утро боевиты.

В густом подлеске между соснами
Стоит жуя огромный гость,
Рогами мощными, несносными
Поводит. Неужели лось!

«Сокольники» обжиты белками,
Чертовки скачут меж стволов —
собаками, все больше мелкими…
Таких увенчанных голов
Здесь не видали. В возбуждении
Два медленно бродивших пса
Несутся в сторону видения
И надрывают голоса.

«Охотясь» лают по обычаю,
Кружат, пока не надоест,
Но лось не станет их добычею,
Уйдет тогда, когда поест.

Собаки возвратились грустные:
Какой-то глупый этот зверь,
И ветки все грызет невкусные,
И нам плевать, где он теперь.

Дом стоит, течет себе вода,
Я сижу и на реку гляжу,
Я не отвлекаюсь никогда,
Даже рыбы глупой не ужу.

Так сижу уже немало дней,
Про себя смеюсь я: ничего,
Нет на свете ничего ровней
Ровного настроя моего.

Проплывают мимо корабли,
Происходит сплав и ледоход,
Я один на краешке земли,
И сижу уже который год.

Проплывают деньги и тряпье,
Проплывают ненависть и грусть,
Проплывает время, е-мое,
Только я, конечно же, дождусь.

Проплывают жены и мужи,
Проплыла тюрьма, плывет сума,
Все мне тихо шепчут: «Сторожи,
Ведь уйти – это сойти с ума».

Вот плывет народ, а следом знать,
Легитимно проплывает власть,
Этих знаю, этих не узнать,
Тот плывет с трудом, а этот всласть.

Кто-то, признаю, плывет с умом,
А вон тот, ну просто как дурак,
Этот притворяется сомом
Иль безрыбья ищет, словно рак.

Проплывает, ну конечно, Ной,
С ним плывут все те, кто с ним плывет.
С неземной тоскою водяной
Мне кричит: «За мною, идиот!»

Лишь туман плывет теперь, он бел,
Словно думает его дебил,
Думал, а додумать не успел,
Кто-то взял, дебила утопил.

Вот и труп врага, ну наконец,
Ты плыви, родной, счастливый путь!
Только это вовсе не конец,
Я тут посижу еще чуть-чуть.

Бомжей вы очень много видели,
Бомж неказист, и он угрюм,
Но а вон тот, в огромном кителе,
Берется, кажется, за ум.

Он вслед за веком нашим тянется,
О чем-то думает большом,
Возможно, он бомжом останется,
Но все ж продвинутым бомжом.

Сидит за грязною палаткою,
Почти не пьян, в движеньях скор,
И с электронною тетрадкою
Ведет тактильный разговор.

Он пива отхлебнет рассеянно,
И детский взгляд горит огнем.
Ну вот, в нем доброе посеяно,
Разумное клубится в нем.

Экранными он движет плитками,
И вот пошел, вперед, орел!
Он не расскажет и под пытками,
Как он окно в прогресс обрел.

Но вот картина вдруг меняется.
Пришла она, зовут Гузель,
Всем телом мощным прислоняется.
Зачем ты не бежал отсель!

Отобрала игрушку, гадина.
Мужик все знает наперед:

Чего ты хочешь, призрак матовый
В саду стоящий под луной?
Ты притворяешься Ахматовой,
Зачем-то приглашенной мной.

Я так люблю вздремнуть доверчиво
В глуши раскидистого дня,
Но стоит долежать до вечера —
Такая дичь вокруг меня.

Откуда-то сюда доносится
Какой-то голос или стон,
Как будто кто-то в гости просится,
Не сообщая, кто же он.

А то мелькнет вдруг образ Сталина,
Я лучше б выдумать не мог.
Одна рука его приталена,
И трубочный над ним дымок.

А то стоит старик и чешется,
Почти не покладая рук,
Кричит, что нынче будет вешаться,
Не очень верится, а вдруг?

А то пахнёт волной эфирною,
И я парю, утратив вес,
Как разродившийся Афиною
И временно не грозный Зевс.

Бывает что-то вовсе гнусное,
Что и пером не описать,
Пускай оно умрет как устное,
Мне жаль чернил его спасать.

Сегодня вон пришла Ахматова.
Спасибо, милая, рахмат,
Чем дальше, тем все больше матова,
Ну, хоть переходи на мат.

Пусть солнце село, но окрестности
Еще не полностью во тьме,
Я, первый циник этой местности,
Сижу один. В своем уме.

Но начинается волнение,
Сначала только лишь в мозгу,
Как будто гений уравнение
Решил, хихикнув, на бегу.

Снуют невидимые ангелы,
Предчувствия проникли в сад.
Вот-вот и предсказанья Вангины
Вдруг разом все заголосят.

Внутри как будто что-то строится,
Я замерзаю и горю,
Уверен – мне сейчас откроется,
И я куда-то воспарю!

Я вскакиваю шаткой башнею,
С комками воздуха в руках,
И прибежавшие домашние
Молчат на разных языках.

Всё травой поросло,
А кое-где и лопух.
Рядом легли как назло