Меир Ландау - Кадиш. Сборник поэзии

Поезда, метель, дорога,

Хмуро-серый Петроград,

Караульный у порога,

Красной Армии отряд…

Фотография на память…

Я, матросы и Ильич…

Говорим… А в сердце пламя,

Словно Ленин бросил клич!

Говорю ему: – «Учились,

Как ты нам и завещал.

В Космос, наш отец, пробились,

Там советский был причал!»

– «Что ж не так?» – спросил не-строго,

Добрым взглядом глянул он…

Да железная дорога,

Да колёсный перезвон…

Много спрашивал про время,

Час в котором мы живём…

Про друзей, народа бремя…

Как менялись год за днём…

Я рассказывал всю правду

Не тая обид в сердцах.

– «Было время – была слава,

А потом ушло всё в прах…»

– «В чём причина? – спросил Ленин, —

Где, когда, в который год

Проросло то вражье семя,

Полонило вражье племя

Славный наш, советский род?»

– «Я не знаю… Видно крысы

Знают, приживаться, толк…»

– «Не для вас врагов кулисы,

Мы не варьете актрисы,

Мы, рабочий, славный полк!

Всё вернётся в скором часе,

Ведь не может человек

На судьбе тревожной чаше

Жалкий, рабский, влачить век!»

Уходила ночь с рассветом…

…Не прощались с Ильичём…

Обнялись, и он, при этом:

– «Всё по новому начнём!»

Уж рассвет взошёл над лесом,

Словно наш Родимый Флаг…

И поверженным лёг бесом

Под рассвет лукавый враг!

Цветок растёт среди полей,

Меж гор, на берегах ручьёв.

Из раны давешней моей

Ещё струится наземь кровь.

Ждала меня, иль не ждала,

Уже былого не вернуть.

Моей души часть забрала,

Оставила на сердце грусть.

Стремлюсь к былому вновь и вновь,

И я всё чаще замечаю…

Струится наземь моя кровь…

Цветок тот синий расцветает…

А за лесом чернеют поля,

А над лесом летят облака,

А в лесах пожелтела листва,

А в полях почернела земля.

Выйду, грудью своею вздохну,

Да услышу неслышимый зов,

Землю милую я обниму,

Да избавлю дедовских оков.

Пролетят журавли по весне,

Когда призраком я обращусь.

Буду спать. Я ужижу во сне

Как я к этому лесу вернусь.

Брошу зов я в лесу детворе,

Что услышит все думы мои.

Я с рассветом вернусь на заре,

Пролечу с журавлями сквозь дни.

Кто услышит всем сердцем меня,

Я открою все думы тому.

Я в рассвете грядущего дня,

Я предвестник в рассветном дыму.

Я не хочу ни воли, ни терпенья,

Лишь только вдох свободной чистоты.

Не жажду я ни времени, ни тленья,

И мои дни грядущие пусты.

Как звёздный свет разверзнутая прорва

Осколков от былого бытия,

Раскинулась под ноги, словно бомба,

И зрит не искренне, и не шутя…

В том смехе видно явное прозренье,

Не прорвы, а сознания и тьмы.

Быть может в этом глупое везенье,

Быть может в этом мыслей кутерьмЫ.

Стою. Молчу. Гляжу в оскал привычный.

И нет прощенья мне, и нет мольбы.

Как будто бы унёс экспресс столичный

Меня во мглу поверженной судьбы.

(почти по Матвееву.

Антисемитам – не читать!)

Как-то, глупые арабы

По Израилю гуляли.

У одной страны богатой

Тут название украли.

Палестина, Палестина,

В шоке Тит, Пилат, Аврелий!

Иль арабы изменились?

Иль евреи подурели?

И с тех пор везде талдычат

Про родную Палестину,

Что попало в кадр тычут,

То дочек, то сына.

Научились бить баклуши,

И аллахакбарят громко,

Норовят ещё зарезать

Бабку с дедом, мать с ребёнком.

Палестина, Палестина,

В ужасе Нерон с Коммодом!

Ах очнись, очнись, очнись,

И разберись ты с этим сбродом.

Плыли морем пароходы,

Доставляли в Газу грузы.

Тонны шашек динамита,

Пару сотен кил арбузов.

Приплывали из Брюсселя

Молодые депутаты,

Привозили чемоданы,

В чемоданах тех деньжата.

В телекамеры талдычат

Про тех палестинцев,

Для «потомков» гордых римлян

Всё клянчат гостинцев.

Научился палестинец

Справляться с баранкой,

Подавил людей в Европе,

Ограбил три банка.

Палестина, Палестина,

Голиаф в гробу заплакал!

Ах очнись, очнись, очнись,

Дай под зад Абу с Бараком!

А арабы добрым людям

Всё плачут, всё ноют,

Что евреи растакие

Их ругательствами кроют.

Не хотят давать деньжата

На строительство туннелей…

Не хотят себя считать

Живой цепью мишеней…

Палестина, Палестина,

Может майя назовутся?

Самодельные ракеты

Настоящими вернутся…

И со временем забыли

Что они ведь есть арабы,

Посидели таборами…

Погрузились на арбы…

А точнее – в самолёты,

И поехали в Европу,

Чтобы там назваться «галлы»,

(или бритты, или вандалы, кому как нравится)

Превратить Европу в … … Галлию.

Здравствуйте, товарищ командир!

На мундире синие петлицы…

Прилетели жёлтые синицы…

Здравствуйте, товарищ командир!

Был, иль не был полосы разбег,

Или это просто мне приснилось?

Как-то, будто бы во сне явилось…

Самолёта тот тревожный бег…

Миг мгновенья, миг весны, прощанье,

Миг столетий, миг всего лишь сна.

За окном наступит и весна…

Тяжелы минуты расставания…

За окном тревожные рассветы,

За окном белеют облака…

Машет из окна тебе рука,

Но не будешь ты писать ответы…

За окном сорок второй январь,

Под Москвою облаком клубился…

Самолёт… синицы… ты явился…

За окном синеющая даль…

Как в первый день весны,

С упрёком запоздалым,

Глядит с небес вдали

На землю синева.

Не полны, не ясны,

В рассвете алом-алом,

Нежданны журавли,

Нежданные слова.

Встаёт заря и вот,

Когда не ждут чего-то,

Придёт, взорвёт, убьёт,

И улыбнётся в след.

И промурлычет кот,

И удивится что-то

(Что по заре придёт),

Что ему скажут «нет!»

«Ну как же так?!» —

взорвётся

В несправедливом гневе,

И ласково любя

Погладит по вихрам.

«В любви иду я к вам!», —

Нож острый, пуля дура,

Скрывают лики маски,

И лицемер, и плут,

В мукулатуре сказки,

Шуты на троне, вор

Ведёт толпу к рассвету.

И синева с небес

Глядит на землю эту…

А здесь полыхает кострами зарниц

Осенняя дума, весенняя грусть.

И тлеет в глазах мир желтевших страниц,

И тлеет, и тлеет… уносится пусть.

Пройду в сером дыме сквозь серенький мир,

Сквозь серенький город забывчий с роду.

Он так любит нежно загнившую воду…

Не может упиться забытый кумир.

Затушено пламя былого величья,

Остались лишь гонор да ложная честь.

Забыты заветы простого приличья.

Без разума гонор, без совести лесть.