Дмитрий Суханов - Журавлиный берег детства

В счётной полате считают дотошно,
Сами такие и Бог им судья.
Бродит июль средь лугов осторожно,
Лето кончается, скоро «Илья».

Сколько их позаброшеных
И зимой запорошенных,
Церковушек-часовенек
На великой Руси.
Головою склонённых
И в воде отражённых,
Их, Господь, от забвения
Сохрани и спаси.

В стародавнее время
Столь нелёгкое бремя,
Возводили по камушку
В древней русской глуши.
Колокольни и звонницы
В честь святой Богородицы,
В честь Николы Угодника,
Во спасенье души.

Ни татары, ни вольница.
Ни дожди, ни бескормица
И суровое время
Их свалить не смогли.
Только годы советские,
Времена соловецкие
Всё святое загадили
У родимой земли.

Купола обезглавили
И кресты переплавили,
Книги старословянские
И иконы сожгли.
Но святые затворники,
Правды нашей поборники
Православную веру
От беды сберегли.

Чтоб Россия воспрянула
Из-за тучь солнце глянуло,
Пусть звездою засветится
Вера нашей души.
Пусть живётся нам дышится,
Звон малиновый слышится,
А про беды и горести,
Ты Христу расскажи.

Было так и не так, были травы в росе,
Соловьиная трель на вечерней зоре,
Не большой полустанок, вокзальчик пустой,
За горою деревня и лес молодой.

Было так, а теперь я сойду на перрон,
Как когда-то увижу развесистый клён.
За горою деревня всё так же стоит,
Да и лес всё по-прежнему, так же шумит.

Было так и не так, всё как будто тогда,
Только что-то ушло от меня навсегда.
Только что-то забыто из сказанных слов,
Видно много с тех пор пронеслось поездов.

Вдали замерцали зарницы,
Черёмухой пахнет земля.
Опять мне сегодня не спится,
Я вижу родные края.

Плакучая ива над речкой
Склонилась над самой водой,
Косою своею заплечной
Сплелася с прибрежной травой.

За полем белеют берёзы,
Слышна чья-то песня в лесу,
Пестреют цветы на покосах
И всем свою дарят красу.

И где-то кукушка кукует,
Кому-то считает года,
И кто-то о милом тоскует,
А кто-то забыт навсегда.

Вот солнышко красное село,
Камыш полусонный шумит,
Как будто бы речке несмело
Слова о любви говорит.

Вдали всё мерцают зарницы,
Ночь летом тиха и тепла.
Испить бы холодной водицы,
Что в нашем колодце была.

Когда мамы были молодые
И горел в окошке лампы свет,
Отмечали праздники святые
В деревнях, которых уже нет.

В те года обычай соблюдали,
Люди кто пешком, кто на коне,
Добирались к ярмарке, хромали,
Даже пусть не в ближней стороне.

В Горках отмечали Вознесение,
В Иловце гуляли на Илью,
А в Бубнове пили на Успение,
Дрались в Богородицу в Клину.

Не боялся наш народ работы,
Но и погулять всегда любил.
Отложив нелёгкие заботы,
Наряжался, пел, плясал и пил.

И однажды, трудно и представить,
До сих пор ту радость сохраня,
Видно не с кем было нас оставить,
Мать взяла на ярмарку меня.
Шли пешком, по узенькой тропинке,
Как бы я сейчас по ней прошёл!
По пути отведали малинки,
Под берёзой три гриба нашёл.

Мама редко улыбалась вволю,
Трудно ей жилось, чего скрывать,
Но тогда смеялась, шла по полю,
Успевая и цветы срывать.

Отмечали, видимо, Казанскую,
Был июль, кончается покос.
Песню разудалую, цыганскую
Ветерок до нас шутя донёс.

Вот и Сопки, церковь с колокольней,
Весело, народ пришёл не зря,
Вылядит сытнее и довольней,
Гармонист играет Скобаря.

Из далёких деревень и ближних
Вкруг поляны веселился люд.
Недостатка не было в солистах,
Что душе угодно пропоют.

Сыпались частушки, пили, ели,
Гармонисты утирали пот.
Помаленьку всё же все пьянели,
Дальше начинался анекдот.
Поначалу мелкие раздоры
Быстро утихали на корню,
Но хмелел народ и чаще ссоры
Превращались в пьяную возню.

Кто хвалился силой несусветной,
У кого-то клинило мозги,
Кто-то был в начале друг заветный,
Стали вдруг заклятые враги.

Кто-то ревновал к столбу хозяйку,
Кто подраться очень уж любил,
Накатив изрядную порцайку,
Просто так у клуба парня бил.

Всё кончалось поголовной дракой,
В ход пускали цепи и колы
И попасть мог в эту бойню всякий,
Не щадящий буйной головы.

Разгонял всё это участковый,
Наставнёв, с усами, на коне,
Уважали, был мужик толковый,
Угощал нагайкой по спине.

Знали все его, не обижались,
В доску свой, но охранял покой,
По канавам пьяные валялись,
Вот проспятся и пойдут домой.
Вечерело, сделалось прохладно,
Мы на память фоткались втроём,
А фотограф помню в куртке ладной,
С аккуратным сизым фонарём.

Где та фотография, не знаю,
Первый раз снимался и замёрз.
Рот открыл, волнуюсь, ожидаю,
Думал птичка вылетит всерьёз.

Шли домой чужие и родные,
Время то уж не воротишь, нет.
Когда мамы были молодые
И горел в окошке лампы свет.

Ветки зелёные с листочками нежными
Плывут по реке, как будто бы прежними.
Кто-то и где-то сорвал их зачем-то,
Может нечаянно, может с невеждой.

Бросил их в речку, в водицу холодную,
Словно зарыл в землю плодородную.
Вот и плывут они вниз по течению,
Противореча любому стремлению.

Ни повернуть, ни застыть на мгновение,
Хозяин здесь ветер и речки течение.
Может подует одним дунавением,
Может и вырвет из злого течения,
А может и нет не захочет он дуть,
Может захочет в тени отдохнуть.

Им бы на берег, на поляны огромные,
Высушить солнцем листочки зелёные,
В землю зарыться, соку напиться
И с новыми силами вверх устремиться.

Но не легко им одним, без вмешательства
И без какого-то соприкасательства,
На сушу попасть и снова прижить,
Корни свои в землю пустить.
Вот так и человек живёт и дышит,
Покуда мир оглох и Бог не слышит.
И в упоенье праздновать победу,
Домоклов меч остёр, прощенья нету.

На суше легче быть, поддержит что-то,
Опомниться, пока не сел в болото.
По жизни мы плывём, по речке ветки,
Но остаются нам одним, на сердце метки.

Для души услады, для здоровья,
Чтоб зимой себя не обижать,
Говорила бабушка Прасковья,
Летом, внучик, некогда лежать.