Татьяна Гаврилина - Сезон листопада. Сборник стихов

© Татьяна Гаврилина, 2018

ISBN 978-5-4490-6956-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За окошком осенняя мреть.

Тетка встала, стопила печку

И поставила в печку преть

Чугунок с молоком и гречкой.

Старый дом без лампад и икон.

Нет с ворья никакого спроса.

Тетка ставит на стол патефон

И, о чудо, поет Утесов

Про Одессу, про море и Крым,

Про страну, где случилось родиться.

И глаза мои застит не дым,

Не угар, а морская водица.

Старый дом. Фотографии в ряд

На простенке поверх обоев.

Вот они на меня глядят

Старики мои. В центре. Двое.

Я на тетку скосила взгляд —

Видит, нет, что я душу квашу.

Только тетка, схватив ухват,

Вынимает из печки кашу.

Ну, и ладно. Слова, что звон…

Тетка сдавленно шмыгнула носом…

И молчком завела патефон…

В старом доме поет Утесов.

Вошла без приглашенья Грусть

В мой одинокий тихий вечер.

Вошла? И ладно. Ну, и пусть.

Накроем стол. Расставим свечи.

Ночь проведем в борьбе со сном,

Чужие вскроем недостатки,

А после, кофе с молоком

Закусим горькой шоколадкой.

Я быть открытой не боюсь,

В душе дам в волю покопаться.

Мне будет больно? Ну, и пусть.

Хочу с болячками расстаться.

Хочу на волю отпустить

Их вместе с любопытной гостьей,

Чтоб дверь за ними затворить

И не гадать, что будет после….

Мерцай свеча! И хоть огонь не ярок,

Хоть вянет пламя аленький цветок,

Ну, погори еще один часок

Для нас двоих оплавленный огарок.

Стекает воск с подсвечника на стол,

Чадит фитиль, шипят и гаснут искры…

Твои шаги решительны и быстры

И вот ты дверью хлопнул… И ушел…

Метнулась тень, окна открылась створка

И белый шелк портьеры молоком

Пролился в ночь, пахнуло холодком

И красною рябиною прогорклой.

Взметнулось пламя, высветило ярко

Нависший надо мною потолок

И потянулся тоненький дымок

От навсегда угасшего огарка…

Еще ветра листву не вымели

С безлюдных скверов и дворов,

А уже утренний покров

Лег на скамейки тонким инеем.

Белее белого листы

Склонили душу к откровению

И палец вывел «Я плюс Ты»,

Не дав тому определения.

И холод стоит, и суш.

Расстроен порядок мыслей.

Дрожат на макушках груш

Осенние красные листья.

Все было – любовь и игра,

Разлуки и новые встречи…

Как груши похожи с утра

На ярко горящие свечи.

Все будет и солнце, и душ

Раскатистых гроз на рассвете,

И красное пламя груш

Задует порывистый ветер.

Разрослись мухоморы

На лужке под окном…

Были долгими сборы

К старикам на поклон.

Два креста на погосте.

Две прописки в раю.

Я не частая гостья

В этом диком краю.

Где в плену запустенья

И капризов судьбы

Еще живы в деревне

Три убогих избы,

Но все ближе к заборам

Подбирается лес…

Разрослись мухоморы

Возле самых крылец.

Истаял день, не торопясь, не сразу…

Вечерний холод листьями шуршит,

И желтая луна кошачьим глазом

За нами выжидающе следит…

Рассыпал леший звезды, будто крошки.

В какой он ступе смог их растолочь?

И, вздыбив шерсть, бездомной черной кошкой

Меж нами пробежала эта ночь.

Но к черту кошку! К черту наважденья!

Дурным приметам, нет, не верю я!

Но ложь твоя моею стала тенью,

Она вползла мне в душу, как змея.

Все остается не тебе,

Не мне, а будущности дальней.

Звучит орган в печной трубе —

Заложник музыки печальной.

Но день осенний полон сил —

В пригоршне спелая малина

И воздух рядышком проплыл,

Лица коснувшись паутиной.

Но поздно отступать назад…

Дрожит листва на тонких ветках

И, как желейный мармелад,

Прозрачны спелые ранетки.

И снег не шел, и вьюга не мела,

Но был октябрь по-зимнему морозен.

И вымерзла степь неба добела,

До глубины безлунной и беззвездной.

Был день угрюм, был вечер обречен

Вдыхать прогорклый запах валерьянки,

И где-то вдалеке аккордеон

Все повторял одно и то же танго,

И мне казалось, мы опять вдвоем,

Ты – мой и я в тебе не обманулась…

Я сожалела, но не о былом,

А лишь о том, что осень затянулась.

Окно как лист стекла в окладе

Натянут гладко, без морщин.

И на листе лишь неба клин,

А за моей спиною – сзади

В таком же в точности окне:

Ночь, улица, фонарь над крышей,

Покрытой шифером, а выше…

Что там? Не все ль едино мне?

Мой вернисаж из двух картин

Невыразимо мне наскучил.

И было б несравнимо лучше

Закрыть их кружевом гардин.

На западном простенке свет

От пламени свечи отечной,

А сбоку – на стене восточной

Мой полутемный силуэт….

То затаится, будто зверь,

То всколыхнет цветы обоев…

Как будто не одна, а двое

Нас в этой комнате теперь!

Я знаю, зверь меня не тронет.

И все ж срываюсь и, перил

Не задевая, что есть сил

Бегу, боясь, а вдруг догонит…

Вот улица, витрины, свет,

Реклама яблочного сока

И мне в толпе не одиноко,

И черной тени рядом нет!

Нет любви. Все меж нами не прочно.

Все сгорело в костре бранных слов.

Время тонкою струйкой песочной

Истекло по гортани часов.

Мир открыт без ключа и отмычки.

Искры больше души не жгут.

Ты моей был больной привычкой

Миллионы песочных минут…

Нет любви. Настежь окна и двери!

Белой шторы полощется флаг!

Ты моя дорогая потеря,

Мой в едином лице друг и враг.

Чего ты ждешь, шальное лето?

Мне снова нынче не до сна!

Наполни мой бокал букетом

Хмельного крепкого вина.

Пусть оно пахнет не мускатом,

Не одиночеством ночей,

А легким, тонким ароматом —

Дыханьем счастья прошлых дней.

Пусть все, что мысли мои гложет,

Превозмогая смех и гам,

Вино зальет не только ложью,

А ложью с правдой пополам.

Чтоб в забытье, в сознанье темном

Исчезли, как в ночной глуши,

И боль любви неразделенной,

И заблуждения души.

Ах, как сердцу хочется гульбы

До безумств, до головокруженья!

Только и сегодня у Судьбы,

Как всегда, дурное настроенье:

Смотрит вдаль, в себя погружена,

Взгляд глубокой грустью заморожен…

Ну, какой бедой она больна?

Что ее преследует? Что гложет?

Ну, а сердце жаждет широты,

Грудь открыть веселью нараспашку,

Так чтоб до душевной пустоты

Отгулять и умереть в ромашках!

Чтобы не зависеть от Судьбы,