Софья Хромченко - Добрая память

«Готова рискнуть. Я… храню верность мужу», –
Казалось интимным об этом сказать,
Словно свою наготу обнаружить. –
«Мертвого нет пользы мужем вам звать». –

«Данила Никитич, меня не поймете,
Я знаю. Прошу, извините меня
За беспокойство». – «Не раз вы придете». –
«А вам повредить не могу разве я?» –

«Всякое может быть, – не отпирался. –
Я … неформальный свой адрес вам дал.
Прописан иначе», – внезапно признался. –
«Разве так может быть?» – Не отвечал. –

«Если застать вам меня не случится,
Жена передаст вашу просьбу всегда.
Ей, как и мне, во всем можно открыться». –
Догадалась: – «Она… не совсем вам жена?» –

Взглянул тяжело: – «Жизнь юлить заставляет.
Лера – детей мать моих». – «Я прошу
Вновь извинить». – «Дом мой мало кто знает…» –
«Я вас поняла: никому не скажу».

Тайну другую она сознавала
Молча: правдивое имя его
Одна из немногих, в числе близких, знала,
Для чужих псевдоним был партийный давно.

«С усыновлением уж не тяните, –
Прощаясь, советовал. – Сводный ваш брат
В годы свои лишь обычный учитель?
В школе о нем хорошо говорят». –

«Кем ему быть?» – Ольга тут удивилась. –
«Сергей Николаевич не коммунист?
Быть в партии нынче б ему пригодилось». –
«Сережа от всякой политики чист». –

«Не воевал?» – «Нет. По зренью». – «Прекрасно!
А то если вдруг он не там воевал,
То вам своим мужем иметь бы опасно.
Удобной же парой швыряться б не стал». –

Ольга решилась: «Спросить я хотела,
Мог в заключении мужа встречать
Один человек?..» – Назвать имя успела,
Прежде чем разум велел замолчать.

«Было такое, – сказал неохотно
Данила Никитич. – К чему вам теперь?
О муже всё знаете». – «Может быть, что-то
Знать может еще…» – «Этот тип вёрткий зверь!

Отца своего оболгал он родного!
И… вышел свидетелем. Удивлены?» –
«Нет». – Ольга в душе ожидала такого. –
«С ним связаны быть вы никак не должны.

Его… век недолог». – Так Ольга узнала,
Что бывший любовник ее обречен,
И… облегчение вдруг испытала.
Назавтра столкнулась с ним в месте былом.

«Оля, забыть не могу нашей встречи!
Я тебя ждал: вдруг опять повезет?» –
Ольга расправила хрупкие плечи:
Открыть или нет, что беда того ждет?

Решила молчать. – «Расскажи мне о муже.
Что знаешь?» – «Пойдем ко мне». Ольга пошла –
Неведенья нет ничего в жизни хуже.
Жилье того нынче обычным нашла.

«Оля, я счастлив!» – «Не молви пустого.
О муже, прошу». – Грустно стал вспоминать: –
«Страх за отца претерпел я родного –
Фабрикой сам не успел обладать.

Сначала отца, меня после забрали.
Я умирать за него не хотел.
Мы ж не купцы даже были – мещане [29] В России с начала XX века для ведения коммерческой деятельности не требовалось записываться в купцы; таким образом, предприниматель из мещан мог владеть фабрикой, оставаясь в прежнем сословии. ,
Отец, открыв фабрику, разбогател». –

«Я это знаю», – негромко сказала
Ольга. Терпенье теряла она
И на часы взгляд бестактно бросала.
Зачем сидит здесь? Ей известно: вдова.

Но… вдруг? От свидетеля нужно услышать
О Егорушке милом… В душе у нее,
В памяти крепкой, он всё еще дышит.
«Мужа за мной привели твоего.

Он подошел ко мне первый. (Случилось
Нам на беду в одной камере быть –
Вволю над нами судьба поглумилась!)
Стали мы с ним без обид говорить.

(Сколько уж лет прошло!) Сказывал вести:
О маленьком вашем сынишке, о том,
Как жил и работал в Москве до ареста.
Я ему кратко в ответ о своем.

А вы в коммуналке ночей не теряли!
(Когда-то клялась мне, что любишь меня!)
На допрос меня первого, Оля, позвали.
Всё подписал, что велели тогда».

Сочувственно Ольга в ответ поглядела:
«Били тебя?» – Захотел ей солгать,
Но вымолвил правду – в упор та смотрела: –
«Грозили. Дурак ли я был рисковать?

Мне обещали: “Уйдешь невредимым.
Молча, подписывай”. Всё подписал.
Почти не читая. Твой муж был спесивым…
Я застал, Оля, как он умирал.

Один его вид мне внушал уже муки!» –
«Аркадий, довольно! – Впервые его
Назвала вдруг по имени после разлуки,
Однако сама не заметив того. –

Муж… в памяти был, умирая?» – «Нет, Оля». –
«О, слава Богу!» – Случалось слыхать,
Что без сознанья не чувствуют боли. –
«Не все ли равно, как пришлось подыхать, –

Аркадий подумал с немым озлобленьем,
Вызванным ревностью. – Умер бы я
В тюрьме, кто бы вспомнил меня с сожаленьем?
Эх, прошла жизнь понапрасну моя!

Ольга одна меня в жизни любила». –
Боялся обмолвиться: оговорил
Мужа ее, в чем едва ль уличила,
Как думал, – порукой спокойный вид был.

Не угадал, что осталась спокойна,
Всё понимая, она оттого,
Что воздаяние, знала, достойно
Близким за тщетную трусость его.

«Кому судил Бог раз в тюрьме оказаться, –
Полагала, – тому лишь один – крестный путь.
И оговором напрасно мараться…»
Вдовья боль с силой сдавила ей грудь.

«Уезжай из Москвы», – обронила с боязнью
Сей миг разрыдаться. Он в этих словах
Услышал их встреч опасение разве,
За волю и жизнь не внушавшее страх.

Но, ничего ему не поясняя,
Ольга спешила скорее уйти.
Не промолчала и не спасла – зная.
Дала слезам волю домой по пути.

Аркадия больше она не встречала…
«Оля, просила ли ты за меня?» –
Спросил брат, домой возвратившись, устало. –
«Что-то случилось?» – спросила она. –

«Оля, мне завучем быть предложили
В школе. В другой – не в моей. Отказать
Я не сумел – меня так попросили,
Что будет измену отказ означать». –

«Зачем же отказывать в этом, Сережа?
Разве не справишься?» – «Дело не в том.
Чувствую, что получил эту должность
Я при участии чьем-то прямом.

Можешь ни в чем мне не признаваться.
Только запомни, прошу я сейчас:
В политике я не желаю мараться
Для должности данной твоих ради глаз!» –

«О чем ты, Сережа?.. Да я не просила!
Он сам…» – «Не хочу быть обязан ему!
Не понимаешь ты, в чем его сила?!
Обязан я быть не хочу никому!

Я скромный учитель! – Не узнавала
Ольга Сергея – теперь говорил
С нею впервые столь резко и прямо. –
За что к тебе добр он?» – «Мужу служил». –

«Только ли? Оля, нет, так не бывает!
Я не вчера начал жить». – «Отчего?
Служившие многие мне помогают.
Иначе была б я в могиле давно!» –