Николай Свистунов - Не погаснет души огонь!. Рассказы, пьеса, стихотворения

Ведь сумел же обладатель этого голоса преодолеть угнетающее однообразие и монотонность лагерных будней:

Я рисую на листе Лето,

Чтобы в камеру впустить Воздух.

Николай Свистунов сумел заполнить тюремную камеру воздухом творчества – удивительной субстанцией, подвластной только свободным людям.

Сергей Щеглов.

В потемневшую от времени оконную раму робко заглянул солнечный луч. В тюремном бараке стало чуть светлее. Двухъярусные железные кровати стояли в два ряда. Первый ряд теснился вдоль стены с небольшими окнами, которые от грязи и копоти, от табачного дыма были серыми и почти непрозрачными. Сергей Басов, по кличке «Босой», спал во втором ряду. Его шконка [1] Объяснение непонятных слов см. в ппимечании стояла за каменной колонной и одним краем выходила как раз на барачное окно. От ночного дыхания сотни заключенных в воздухе витал противный спертый запах человеческого пота и усталости. На втором ярусе этот запах был особенно густым и смачным. За окном робко начинался новый день. Один из многих дней на планете Земля.

Сергей Басов закрыл глаза и тихо выдохнул. Его выдох был похож на стон раненой собаки, которая, поджав хвост и зализывая раны, отлеживается в укромном углу под сломанным забором на окраине деревни. Было от чего вздыхать. Судья выписал ему срок не по-детски. Ему дали четырнадцать лет. Целых четырнадцать лет с отбыванием срока заключения в колонии строгого режима. Из этих четырнадцати лет он отсидел семь месяцев в тюрьме, а потом через два месяца странствий по стране в столыпинском вагоне, через десяток «пересыльных тюрем» его привезли в железном фургоне в эту колонию строгого режима. Так оказался Сергей Басов в лесной зоне Республики Коми. Знаменитое, между прочим, место, на всю страну знаменитое. В краю тайги, мошки и лагерей. Четырнадцать лет просидеть в таёжном лагере сложно. Выжить, остаться человеком, ещё сложнее! Не каждому дано судьбой. Не каждому здоровому и крепкому под силу, а ему и подавно. Ростом Сергей Басов был мал, здоровьишком Богом обиженный, а силой в мышцах и подавно. За те месяцы, что провёл за решеткой, он потерял килограммов десять весу и выглядел, как страхолюдина какая-то. Мысль о том, что ему предстоит ещё тринадцать лет тянуть срок в этой глуши, кормить комаров и пахать, как «папа Карло», приводила его в такое уныние и тоску, что на глаза навертывались слезы, а в горле вставал комок, который проглотить не удавалось долго и мучительно.

Сергей Басов перевернулся на левый бок и закрыл глаза. Было около пяти часов утра. Долгие месяцы тюремного срока приучили его чувствовать время.

До подъема оставался час. Ровно в шесть утра противного звука сирена загудит на весь лагерь. Барак начнёт медленно просыпаться. Контролёр забежит в барак, откроет рот и начнёт орать, как оглашенный, пытаясь разбудить и поднять с нагретых нар зеков, отработавших вторую и третью смену. С этого самого момента и начнётся отсчёт нового дня, до отбоя. Отбой в десять часов ночи по местному времени. До отбоя надо ещё дожить. Сергей Басов опять тяжело вздохнул и лёг на спину. С некоторых пор он начал просыпаться по утрам. Как бы ни устал, но ровно в пять часов глаза сами открывались. Мутный свет раннего утра врывался в его мозг и больше не давал уснуть. Полудрёма сковывала тело Сергея Басова, и начиналось самое страшное. В голове начинали бродить мысли. Противные и ненужные. Самое странное, что мысли были с запахами. Они пахли то смертью, то раскалённым железом, а то вдруг тянуло свежим ветерком, и голову Босого окутывал аромат свежескошенного сена. От этих запахов у него кружилась голова. Ноздри начинали раздуваться, словно кузнечные меха, а сердце колотилось, как на стыках рельсов стучит скоростной поезд «Москва – Сыктывкар». Мысли метались и жгли. «Не к добру это», – успокаивая себя, тихо, вполголоса, говорил Сергей Басов по кличке «Босой». Это мало помогало. Что-то происходило с ним, а что – Сергей Басов понять не мог. Так ведь, ладно, мысли и запахи. Напасть если приходит, то добивает человека «до талого». Вчерашнее утро принесло новую печаль. Рядом с собой, как раз напротив шконки, ровно в пять утра, услышал он голос. Босой испугался так, что на лбу у него выступили холодные капли пота, а рот от ужаса открылся и секунд десять не мог закрыться вовсе. Хорошо хоть голова острижена под ноль, а не то бы и волосы встали дыбом, как вертухай на вышке. Голос был тихим и вкрадчивым. Он явно принадлежал пожилому человеку, который хорошо знал Босого. Незнакомец знал не только его родословную, но и характер, и привычки, и мысли. Голос немного поговорил с ним в тишине спящего барака и затих. Поговорил так, ни о чём. То да сё! Босой в Бога не верил. Он не признавал Бога. Зачем думать о том, что ждёт тебя на небесах после смерти? Лучше хорошо жить на этом свете. Священнослужителей он презирал и называл их попами, а если поп, то обязательно бездельник и лжец. В чудеса Босой не верил и страшно матерился, когда кто-то рассказывал ему о православии. Первая мысль, которая пришла ему в голову после того, как страх затих, была мысль о том, что он сошёл с ума. Немного полежав на тонком тюремном матрасе, он понял, что с ума не сошёл. В голове после услышанного голоса как то даже посветлело. На сумасшествие это было не похоже. Тогда что это было за наваждение?! До самого подъёма голос больше ничем себя не проявлял. Весь день Босой думал о том, что было с ним утром, но ничего не смог для себя определить. «Будь, что будет», – решил он и постарался забыть утреннее наваждение. И вот новое утро. Пока тихо. Босой тихо охнул. В который раз за утро он повернулся на левый бок. Тусклый северный свет начал набирать силу. В бараке, на черных шконках, стали отчетливо видны фигуры людей, спящих в различных позах. В дальнем углу барака загрохотали ведрами уборщики. Скоро подъём.

Преступление Босого было страшным. Однажды ночью, втроём, они «подломили» квартиру в двухэтажном деревянном доме. По наводке кореша в этой тихой квартире должны были водиться «тугрики и американские рубли». Квартиру взяли рано утром. Замок в двери был не похож на те замки, которые стерегли деньги, и Босой ещё тогда, перед дверью, обитой коричневым дерматином, понял, что они лоханулись. Как в воду глядел! Квартира была обычной. Ни денег, ни драгоценностей они не нашли. Перевернув вверх дном две комнаты и кухню, озлобленные неудачей грабители ворвались в спальню и застыли на месте. На кровати, прижавшись друг к другу, сидели две девушки (позже выяснилось, мать и дочь). Босой увидел в глазах обречённых женщин леденящий душу страх. Что случилось дальше, он помнил, как в тумане. Его подельники набросились на женщин с монтировками, которыми открывали дверь, и начали их избивать, остервенело и безжалостно. Через пять минут всё было кончено. Два окровавленных тела распластались на кровати, широко раскинув руки. «Как на распятии», – мелькнуло в голове у неверующего в Бога Босого. Подельники, с ног до головы измазанные кровью, недобро посмотрели на столбом стоящего посреди спальни Босого и не сговариваясь, протянули ему каждый свою монтировку. Босой побледнел, но протянутую монтировку взял. Ему не надо было объяснять, что влип он по самое некуда. Законы «кодлы» он знал. Подельники должны быть связаны кровью. Если он не станет добивать смертельно раненых, возможно, уже мёртвых, женщин, то ему прямая дорога вслед за убиенными на тот свет. Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Монтировка была липкой от крови.