Сергей Виноградов - Год красного петуха. Книга вторая

Все мы в нашем детстве ангелочки
С чистой, как у ангелов, душой.
Начинаем жизнь писать по строчке,
Главное, чтоб свой, а не чужой
Вышел наш роман о жизни нашей,
Чтобы было в нём поменьше лжи…
Это нам сейчас соврать не страшно,
А потом… Стать взрослым не спеши.

Просто в детстве всё чуть-чуть иначе,
Так что зря стремимся повзрослеть…
Мы во взрослой жизни тоже плачем,
Но о детстве по ночам жалеть
Огрубели ангельские души.
Мы уже давно без наших крыл.
Кончились чернила. Свет потушен.
Нашу книгу жизни Бог закрыл…

Что значит Родину любить?
Мне объяснить никто не может.
Как патриотом стать и быть?
Никто не скажет мне, похоже.

Ответов нет ни у кого,
Выходит, нет и патриотов
В стране, где много есть всего —
Богатств, людей и идиотов…

Нет только главного у нас,
Того, что было в прошлом веке —
Нет настоящих слёз из глаз,
Нет состраданий в человеке.

Сегодня каждый – за себя,
Лишь Бог один за всех покуда.
У тех же – кто везде трубят
Как любят Русь – любовь Иуды…

Предела нет для совершенства,
Для радости и для печали
И только миг я был младенцем,
Когда на божий свет встречали
Из колыбели материнской
Меня. И начал Бог отсчёт…
Но я в своей дороге длинной
Дни не считал. И свой отчёт
О том, что в этой жизни было
Я специально не писал,
Но только старость не забыла,
И час её, увы, настал…
Душа, напротив, не хотела
Вдруг оказаться не у дел,
Назло всем срокам не старела,
Такой вот вышел беспредел!
Ну, что ж, конечно, я не вечный,
И жизнь пройдёт почти как миг,
Но я тот самый человечек,
Хотя быть может и старик,
И в нём навряд ли кто узнает
Меня. И я бы не узнал.
Предела нет! Есть жизнь иная,
И старость вовсе не финал…

Всё чаще думаю о Боге
Всё реже о самом себе.
Жалею не себя – убогих,
Своей доверившись судьбе.
Убогих не душой, а телом…
Душой убогих – пруд пруди,
Мне б оказаться не хотелось
С такими рядом впереди,
Когда я сам уйду на небо,
Без состраданий о себе…
Но где бы там я завтра не был,
Всё чаще буду о тебе
Я думать и грустить веками
Средь тех, кто не познал любовь —
С прижизненными дураками…
Я буду ждать с надеждой вновь,
Что Бог меня от них отпустит
И в мир твой снова возвратит…
…Я их оставлю там без грусти
С надеждой, что их Бог простит.

Дуэльный пистолет уже заряжен
Тридцать шагов отмеряны давно
И кто в живых останется неважно,
Убитому тем паче всё равно.

И будут смыты все обиды кровью
И будет совесть молча донимать
Убийцу, что стоит у изголовья,
А смерть уже готова принимать
Того, кто незаслуженно обижен,
Того, кто не заслуженно убит
В России, а не где-то под Парижем.
Он, слава Богу, будет не забыт…

Прошло уже сто лет после дуэли,
А там ещё сто лет пройдут потом,
Как быстро эти годы пролетели,
А он всё здесь под каменным крестом.
И зимним днём его врага потомки
Живые розы молча принесут,
А про убийцу вряд ли кто-то вспомнит,
Над ним давно свершился божий суд.

Так на Руси у нас всегда бывает —
Дороже жизни честь у нас всегда,
А самых честных часто убивают…
Жаль, слишком много здесь вас, господа.

Смерть – костлявая старуха
Притащилась. Вдруг за мной?
Шепчет ласково на ухо:
Не пора ли в мир иной?

И за плечи обнимает —
Так пойдёшь со мной иль что?
Тут душа моя немая
Отвечает: Ни за что!

Рассердилась бабка сильно,
Я ж испуганно молчу…
Ты же, старая, бессильна,
Если сам не захочу!

Шепчут губы мои тихо…
Так её! – кричит душа —
Поищи другого психа,
Мы же нынче без гроша.

Нам на жизнь никак не сбиться,
А на что же хоронить?
А на что отпеть, напиться,
Ты нам сможешь объяснить?

Смерть вошла, похоже, в ступор —
Я богатого найду,
Ну, а ты, запомни, глупый,
Будешь звать – я не приду!

В божьем храме всё, как прежде,
Свечи у икон горят,
О любви и о надежде
Говорят всё, говорят,
А за стенами бушует
Вольный ветер октября…

И куда теперь спешу я?
В храм? На митинг? Может зря,
Окунувшись в непогоду,
И судьбе поддавшись вдруг,
Я иду с толпой народа
Замыкать свой личный круг —
Круг судьбы, чтобы остаться
Там, на площади лежать…

Если честно разобраться,
Надо было в храм бежать,
Но душа туда не хочет,
Очень хочет посмотреть,
Как сегодняшнею ночью
Кто-то должен умереть…

Умерла страна. Россия.
Но чему тогда я рад —
Как из храма выносили
Бога в тёмный Петроград?
Как толпой его хулили?
Как его распяли вновь?
Как ворота в ад открыли,
Превратив надежду в кровь?

Вновь октябрь. Но всё иначе.
Тот же храм. И тот же я…
К Богу всё вернулось, значит?
Только бы опять не зря…

Чёрный ворон в небе белом
На полях кровавый снег
И душа кружит над телом…
Это всё – двадцатый век.
Это всё в забытом прошлом.
Лишь могильные кресты,
Те, что снегом припорошены,
Вне привычной суеты,
Помнят всех из тех, убитых.
Наша ж память – коротка…
Жаль, конечно, тех, забытых.
Хорошо, что нет пока
Новых здесь крестов. Солдатских.
Что не будет их – не факт,
Ведь в беспамятстве признаться
До сих пор нам всем никак…
…В небе белом чёрный ворон.
Снег кровавый. Дождь из слёз.
Смерть вернётся. Но как скоро?
Только в этом весь вопрос…

Опять страдать и в мыслях изводиться
С самим собой на склоне многих лет
О том что, что могло, смогло не сбыться,
И радости, как не было, и нет…
Её не оказалась снова рядом,
Той, мной самим, придуманной давно,
Жизнь без неё сложилась так нескладно,
Но мне уже похоже всё равно…
Теперь я не борюсь с забытым прошлым,
Я только созерцаю у окна
В своей коморке, в домике заброшенном,
Как меж берёзок прячется луна…
Под лунным светом иней серебрится,
И явно что-то стало холодать,
Пора залезть на печь. Но вновь не спится.
Луна. Мороз. И ночь, чтобы страдать…