Николай Леркин - Лёд и пламя. Сборник стихотворений

Кто виноват в войне? Кому какое дело?
Не сможет он войны сей жертвы искупить,
Не сможет матери бездыханное тело
Её утробы сына к жизни возвратить.

Нет никого, сумел бы кто войну забыть,
Всё горе, что она с собою принесла,
Простить своих врагов и снова полюбить
Детей, не знающих отцов презренных зла.

Не даст никто забытый в грохоте покой,
Никто не возвратит той жизни довоенной,
Которой жили люди, спокойные душой,
Разрушенной резнёй жестокой, бессердечной,
Что именуют все гражданскою войной.

И снова день новый, и новая спешка,
А может быть, это чья злая насмешка?
Сидит он, глумясь надо мной и над небом,
Что время подвластно ему в мире этом.
Проснулся, поел и ушёл на работу,
Вернулся, поел, погрузился в дремоту.
Так день ото дня не спеша, неизменно
Идёт рядом жизнь моя гордо, степенно,
И мысли теряются в суетной тине…
Как тянется длительно день на чужбине!

И снова день новый, а жизнь по старинке
Идёт, высоко поднимая ботинки.
Ни радости нет мне, ни капли покоя,
В бетонных стенах устаревшего строя,
И сердце тоскует в родном городишке,
И пыль оседает на старые книжки.
Ведь родина там, где душа до рассвета
По краю ножа идёт против ветра,
Где сердце и в горе, и в счастье стучит,
Где путь твой с друзьями и Богом лежит.

И снова день новый, и вновь на чужбине
Лечу в журавлином стотысячном клине.
И серые птицы летят друг за другом,
Последний за первым и замкнутым кругом.
Летят, не глядя ни направо, ни влево,
И нет никому до раздумий им дела.
Но резко упал один, умер, наверно,
Счастливый, ведь сколько бы жил ещё скверно,
Теперь он в краю, где нет спешки и бега,
Есть лишь тишина и лишь чёрная нега.

Всё тот день ещё. Солнце в сумерках скрылось.
Я встал на бордюр поглядеть, что случилось.
Водитель уехал, правя левой рукой,
Валялся старик под сырой мостовой.
И мимо прошли полицейский, прохожий,
Никто не заметил, в тот день непогожий,
Что кто-то погиб, что уехал убийца…
Что в этом чертоге бесовском творится?!
Нет, мне надоело, мне тошно здесь быть,
Уж лучше уйти, чем такое сносить.

Ночь. Звёзды зажглись в чёрном море небес.
Иду по обочине. Сзади следует бес.
Прошиб пот, мороз пробежался по коже.
Неужто мы с городом проклятым схожи?
Погасли светила, надвинулись тучи,
Бегу от дождя по замызганной круче.
Вдруг, свет промелькнул – чуть не сбила машина,
И дьявольский хохот раздался из дыма.
Добрёл до сосны, прислонился и сел,
И гром разъярённо во мгле прогремел.

И снова день новый, в глаза свет струится,
Из сердца какая-то сила стучится,
И свист незнакомый, но и родной
Откуда-то льётся, созвучно с душой.
Я встал, оглянулся. Всё было светло,
Красиво и ярко, аж сердцу тепло,
И было спокойно, и было легко,
И что-то родное меня к ним влекло:
И к лесу, и к лугу, к журчащей речушке
И старому дому на леса опушке.

Был полдень, и солнца лучи грели спину,
А в тени листвы по речушке, под иву,
Кораблики плыли из лыка берёзы
И бегали мальчики. А возле мимозы
Сидели девчушки, срывая цветы
Без спешки, тревоги, пустой суеты.
Я мимо прошёл, и мне сердце кричало:
«Я дома! И здесь позабуду печали».
Нашёл, наконец-то, я место такое,
Где люди с природой одно и родное.

Мгла в вышине отозвалась с тоской,
Что не любим её купол ночной
И затмевают свет звёздных огней
Жёлтые краски ночных фонарей.
Город не спит ещё в час полуночный,
Едут машины с работы спеша,
После часов трудовых сверхурочных
Не утихает в глазах суета.
Выйдешь из центра, как ночь на задворках
Тихий на узеньких улочках дым,
Нет не туман, а от пыльных машин
Выхлоп да копоть на окон затворках.

Люди не спят, только птицы на ветках
Славно кимарят, забыв о соседках,
Не нарушая полночный покой
Своей голосистой весенней игрой.
Где-то шумит во дворе дискотека,
Хохот и брань – всё слилось воедино.
Спит на скамейке дед – жизни помеха,
Рядом пустая бутылка от пива.
В лужу вступил – нога по колено
В грязной воде окунулась сполна.
Воля судьбы или чья-то вина,
Что нога не плывёт как полено?

Только плывут года в шуме и суе,
В свете ночных фонарей на досуге.
Город не спит, все ещё отдыхают:
Кто полупьяный по трассе катает,
Кто со второй доползает работы,
Кто не спеша доедает котлету,
Нет им тревог, суеты и заботы,
Лишь подключиться успеть к интернету.
Лишь бы скорей наступила суббота,
Чтобы на дачу пропихнуться сквозь пробку,
Чтобы дрова сложить в ровную стопку,
Устало сказав: «Надоела работа».

Серое, серое небо,
Серые осени дни.
Солнце всё лето нас грело,
«Хватит, – решило – с Земли».
Серые будни неспешно
Топчутся, словно слоны,
А выходной пролетает
Спугнутой мышью с крупы.

Нет больше смеха и горя,
Всё как-то серо, одно:
Серые чайки у моря
Смотрят печально в окно.
Серая кошка устало
Тянет две лапки на стул,
Рядом хозяин с сигарой
Перед экраном уснул.

Спят почерневшие крыши,
Ночью прошёл, видно, дождь.
Что же на сердце мне пишет
Чёрной смолою злой вождь?
Скоро уж полдень наступит,
Но не ушла ещё мгла.
Скоро ли сердце отпустят
Серые жизни дела?

Люди носят маски.
Любят в свете дней
Мазать кистью краски
Для своих друзей.
Наряжают рьяно
Шапки и чалмы,
Чтобы после пьянки
С ними не пошли
Жулики, бродяги
В свете фонарей,
Сбросив свои маски
Чёртов всех страшней,
Чтобы знали люди,
Что всегда трезвы
Головы и груди
Отпрысков страны.

Люди маски носят.
Сядут у огня.
Их пурга заносит —
Не страшна пурга.
Страшно, если кто-то
Встанет позади,
Зеркало подносит.
Только погляди
До чего упали,
Лишь бы раз узреть
Что под их вуалью.
Им бы лишь успеть
Скрыть лицо руками,
Видел чтоб никто:
Вымыто слезами
Старое лицо.

Маски носят люди,
Чтобы знали все,
Что еда на блюде
Лучше, чем во сне,
Что улыбка краше,
Если варят мёд,
Что слеза милее,
Если не везёт.
Можно жить безбожно,
Знать, что любит враг,
Если быть похожим
На толпу зевак.
Если затеряться
Средь пустых витрин
Будет в след смеяться
Старый арлекин.

Маски люди носят,
Потому темно.
Звёзды в небе плещут,
Словно молоко.
Путь земли не долог,
Нет на ней тепла.
Есть лишь масок холод,
Чёрствые слова.
Есть лишь страх казаться
Слабыми в слезах,
Смехом обливаться
В утренних садах.
Людям страшны мысли,
Чтобы честно жить,
Быть с врагом открытым
И друзей любить.