Николай Леркин - Лёд и пламя. Сборник стихотворений

Носят маски люди.
Им не снять с лиц воск.
Ходят на распутье,
Отключая мозг.
Им не нужно слышать,
Что обман постыл.
Им лапшу навешать
Могут до штанин.
Им давно приелась
Правда о чертах,
Что за маской скрылась
Наглость или страх.
Надоела сказка
Про таких лжецов,
Что смеются плача,
Что кричат без слов.

Носят люди маски,
Ждут когда умрут
Все кто эти сказки
Знали наизусть.
Не желают маски
От души добра,
Только лишь роняют
Хрупкие слова.
Я не стану спорить
И срывать шарнир,
Пусть, как люди ходят,
Так и плачет мир.
Я уйду от масок.
Лучше жить в глуши,
Чем враньём их сказок
Жечь добро души.

Не ценят люди время, не умеют,
И уважение давно покрыто тьмой,
Весь город в скуке зыбкой тлеет,
Хотя… быть может я один такой?
Кто жить остался прошлым,
Кому ещё близка земная твердь.
Я предпочёл бы просто умереть,
Назло всем тем, кто пишет пошло.
Но знаю: не будут обо мне скорбеть,
Как о потере, о поэте.
Я бесталанен, что тут взять?
Вот Саша был – один на свете
Талант. Но долго не дано писать
И жить. Поэта общество отвергло,
Ведь общество – гнилая рожь,
Что слово русское, наверно,
Пропило за последний грош.

Так что писать? О чём тут долго спорить?
Как жизнь идёт, так тянутся часы,
Но я – не вы. Ценить умею время
И выбирать достойные пути.
Не криком надрываясь,
Выплёскивать бессмысленную брань,
Не с богохульством чертыхаясь
Писать о сладкой ночи в саму рань,
Или описывать свою судьбу
И жизнь, и каждое мгновенье.
Как глупо выносить народу смех, слезу,
Когда уж лопнуло терпение,
Что нет в душей сей вдохновения.

Я горд? О да, высокомерен,
Не отрицаю, не стыжусь.
Я старой школе буду верен.
Стихосложению учусь
У самых старых из поэтов,
Они – основа всех основ,
И пусть живу я в веке этом,
Я с ними рядом в цикле снов.
Проснусь – и я один на свете,
В могилах спят учителя,
А всякие кричат зазря
О том, что на планете
Ещё горит стихов стезя.
Но нет, она давно остыла.
На ней – лишь пара угольков,
А остальные тухнут где-то
Среди российских кабаков.
Среди канав, туманов, баров,
Среди зажравшихся господ
Сидят поэты – в бликах славы
За десять несуразных строк.

Пусть я умру, не понятый, забытый,
Мой слог – последний русский слог
В канаве грязной, неумытой
Найдёт свой истинный итог:
Быть может там мальчишка белокурый
Прочтёт мои неважные стишки,
И он поймёт – не страшен вид могилы
Всем тем, кто смотрит изнутри,
Но страшно то, что, может быть на свете
Остались лишь гробы от тех,
Кто в слово сердцем свято верил
И нёс стихи. Остался дым от всех
Поэтов-стихотворцев.
Неспешно догорает их зола.
Я из золы – всего одно лишь слово,
А фраза в целом не длинна:
«Убиты мы, осталась – тьма».

Всё что осталось – гниль и слякоть:
Кричит, разбрызгивая дождь.
Подобия стихов – то крик и маты,
И пошлость тянет вечер в ночь…
Но и от ночи до рассвета
Не умолкает снизу эта страсть,
Брань, музыка, и козырная масть —
Всё катится в могилу века.
Весь этот ужас – пыль, труха
Всё льётся в стоки и канавы,
И падает на малыша
С густыми волосами.

Уж был один такой,
Лихой и деревенский парень,
Упавший видно с головой
На дно сухой канавы,
Откуда он кричал и плакал,
Что Русь избита, нищета —
Её второе, видно, имя,
А третье – бедная земля.
Как русский дух из сердца шпарит,
Не заливает стих коньяк!
Ему и царь не сильно страшен,
Не то что поп и старый дьяк.
Не устоял он в этом мире,
Как Пушкин, Лермонтов он спит,
Над гробом крышку завинтили,
Чтоб уж не выбрался пиит.
Теперь всё проще и милее,
Сейчас писать – себе во вред,
Сейчас в канавах жить – престижно,
И так живёт наш человек,
И этот мальчик – в сонме бед.

Так пусть среди всей этой грязной жижи
Листочек прилетит, исписанный пером,
И что-то тёплое польётся через жилы
И дух воспрянет в сердце молодом.
Да, он поймёт, что нужно что-то делать,
В души проснётся вдруг искра:
Пускай не Пушкин он, пусть даже и не Леркин,
Но всё такая же лиричная душа.
Я знаю: он возьмёт перо и эстафету,
Возьмёт тетрадный жёлтый лист
И он ответит Тютчеву и Фету,
Что жив поэт и будет вечно жить.

Есть на Руси ещё поэты
И много звучных добрых слов,
И сердце их теплом согрето,
И дух парит средь облаков.

Пленяясь их спокойной речью,
Дыша рифмованным стихом,
О, как ликует провиденье,
О, как слух песней умилён!

Как много нежности и грусти
Сокрыто в чувственных словах,
И как проблемы мира чудно
В их проплывают головах.

Да, это дар, и жизнь, и радость
Писать и слушать о любви,
О чём полна лихая младость,
О доброте, степях Руси.

Легко на сердце и свободно
От суеты привычных дней.
Поэтом быть всегда достойно
И жить им проще средь людей.

Как жаль… о, как мне жаль, что в наши дни
Всё так же мелочно и чёрство у людей,
Как было сто лет, двести, триста на Руси,
Как и в других краях, у разных королей,
Которые как нынче были своенравны,
Писав кто манифест, не думал о других.
Народа массы же по-прежнему бесправны
И нет защиты им от власти псов цепных.

Что говорить? Все знают, что живётся плохо,
Пенсионеры всё ворчат себе под нос,
Кричат в ответ другие: «Скатертью дорога»…
Куда? Везде цветёт коррупция и ложь.
Повсюду, каждый день бездушие растёт,
И застывают души в формалине власти.
Молчать, не отвечать! Как грудь от боли жжёт,
Что люди не меняются по большей части!

Мой философский стих, я знаю, вам не нужен
И всё же буду кровью по стене писать.
Пусть я больной и третий день хожу простужен,
Но не могу, я просто не могу молчать:
О безразличии к поэзии, к искусству,
О вашей вечной занятости в соц. сетях.
Не поддаюсь я бешеному гнева чувству,
Чтобы орать на улицах и площадях,
Какой дорогой вы идёте на погибель.
Вам застилает истинное счастье смрад.
Сидите, запершись в мобильную обитель,
И нет у вас ни целей в жизни, ни наград.
Сжигаете вы дни в бесцельном, тщетном беге,
Не воротить навек ушедшие года,
Услышьте, молодёжь, нет счастья в интернете,
А лишь обман, глухая ложь и пустота.

Москва, прогнившая дотла,
В тебе нет чести и добра.
Твоё величие и слава
Давно прошли, теперь отрава
Осталась при тебе одна.