Владимир Попрядухин - Шлейф прошлых жизней

На границе ночи тихо и обманно
Стёрты напрочь грани между сном и бденьем.
Стерегут границу сборщики тумана
И ловцы, что ловят в сети сновиденья.

В дырку меж мирами нежить вдруг нахлынет,
Закричат кошмары в снах зловещим эхо,
Но ловец привычно невод тонкий кинет,
А туман заклеит наглухо прореху.

На Луне, на тёмной стороне, без света
Место, где хоронят вязкие кошмары.
И ловцы, заполнив страхами пакеты,
За границей света выгружают тару.

А пока сон крутят в медленном повторе,
Сборщики с ловцами примостятся рядом.
Отхлебнут из фляги звёздного кагора,
Помолчат, кометы провожая взглядом.

Скептики поднимут насмех непременно:
Это, мол, легенда, полная обмана.
Но хочу однажды, мир покинув бренный,
Поступить на службу сборщиком тумана.

Я в прошлой жизни был не помню кем.
И был ли – достоверно неизвестно.
Но каждый раз, касаясь вечных тем,
Я чувствую мной пройденную бездну.
Как-будто где-то я уже решал:
«Быть иль не быть?!» три карты открывая.
А может быть когда-то проезжал
По Патриаршим «за рулём» трамвая.

И в муторную плоскость бытия
Вдруг проникает прошлое. И снова
Как будто этот «я» совсем не я,
А юный барабанщик Ватерлоо.
Как будто видел я уже Афон.
Не на картинках, просто жил в Афоне.
И пробежал однажды марафон,
Погибнув в самом первом Марафоне.

И женщина, что мне милей всего
Когда-то жизнь со мной уже делила.
Иначе непонятно – отчего
Меня влечёт таинственная сила
Её спокойно-милого лица.
Её улыбки ласковая тайна.
Я не смогу поверить до конца,
Что наша встреча выпала случайно.

И в дебрях непростых психологем
Простой закон мной для себя озвучен:
Сильней всего влечёт, обычно, к тем,
С кем был ты в прошлой жизни неразлучен.

Грусть оттенка белой ночи
Обняла меня за плечи.
Память подводить не хочет,
И от этого не легче.

Кружка чая с бергамотом
Из старинного фаянса,
Боль в душе звучит аккордом
Недопетого романса.

На боку старинной кружки
Чуть улыбкою играя,
Пляшет с лютнею пастушка,
Мне тебя напоминая.

И подмигивает тайно
Сквозь мозаику прожилок.
И бессонница печально
Гладит пальцами затылок.

Взял гитару, с ней уютней
В тишине печальной ночи.
Доиграю вместе с лютней
Тот романс, что не закончен.

По снежной равнине за снежной каретой
Лечу в неизвестность на старых салазках.
И воют мне вихри печально сонеты,
И шепчут мне на уши страшные сказки.

Моя королева безмерно прекрасна,
И льдинки в глазах ее, словно алмазы.
Я верю, что жертва моя не напрасна,
Хоть путь мне обратно навечно заказан.

Пусть в сердце вживит мне морозную силу,
Об этом потом пожалею едва ли.
Ведь главное, чтобы вдвоем с моей милой
Без слов мы друг друга всегда понимали.

Пусть кожа ожогами снежными вздулась,
И слепнут глаза в ледяной круговерти,
Но вот королева опять обернулась —
И сразу не жалко замёрзнуть до смерти.

И мозг от мороза впадает в беспечность.
Я сам себе выбрал дорогу такую.
Из льдинок, быть может, сложу слово «Вечность».
Пусть букв не хватает – я их дорисую.

Я в тот безмятежный июнь никогда не вернусь,
Где листья резные в окошке фильтруют закат.
И тонкими пальцами щиплет мне за душу грусть,
И ласково шепчет на ухо: «Ну кто ж виноват?»

Ну кто виноват, что поблекла небес бирюза,
И наша любовь наш совместный закончила путь?
И лишь равнодушьем сочатся любимой глаза,
В них этот горячий июнь никогда не вернуть.

Ты вежливо спросишь в письме иногда —
Как дела?
Твое состраданье достойно твоей красоты.
Но я понимаю – любовь потихоньку ушла.
Осталось у сердца лелеять пустые мечты.

Уставши терзаться, свалюсь, убаюканный сном.
Уйдет с небосклона сознанья тревоги гроза,
Во сне все как прежде – горячий июнь за окном,
И близко твои в поволоке любовной глаза.

Мы снова впадаем с тобой в полуявь-полусон
И кожа о кожу искрит до искусанных губ,
И вдруг поцелуй разорвет полукрик-полустон,
И голос осевший внезапно становится груб.

И в этом смешении снов ну почти Бюнюэль.
Под сладостью – горечь реальности: все решено.
И с каждым мгновеньем тускнеет в душе
акварель
«Июньский закат сквозь акации. Грустно.
Давно.»

Гипотеза многих вселенных отнюдь не нова,
Есть ряд параллельных миров под рукою Творца.
И в каждом из них зеленеет под небом трава,
И в каждом из них от любви бьются чаще сердца.

Легенда гласит, что мучительней нет ничего,
Когда вдруг на стыке миров образуется сдвиг.
Она вдруг до боли внезапно полюбит Его,
Проникнув в его параллель на единственный миг.

И он к ней рванёт сквозь фантомы
чужих городов,
Успеет коснуться, к груди на секунду прижать.
Но крутятся где-то вдали шестерёнки миров,
И скоро вселенные врозь разойдутся опять.

Разверзнутся снова на стыке миров небеса,
Провиденье их разделит, разбросав по мирам.
Её мир – в созвездии Малого Гончего Пса,
Его мир – Телец и оранжевый Альдебаран.

Все будет как раньше, обыденный круговорот,
И жизнь потечет чередою событий и дат.
Но будет она постоянно смотреть на восход.
И будет он вечером каждым глядеть на закат.

Вдруг вновь засбоят механизмы небесных колес?
Закружат их вновь вихри
всех межпланетных ветров.
Он снова вдохнет аромат ее губ и волос.
И сердцем своим разомкнёт
параллельность миров.

Куда от боли этой деться?
Ложатся строки на листок.
Опять ты словно режешь сердце
Струною стихотворных строк.

Душа стихами кровоточит,
Сочится рифмами едва,
Как-будто ненароком хочет
Всю боль перевести в слова.

И в лирики узор искусный
Вплетётся боль – тугая нить.
Красиво, трепетно и грустно.
И ничего не изменить.

Горчинку хинную бессонниц
В коктейль добавит стихоплёт.
Глаза защиплет у поклонниц,
И ком под горло подойдет.