Людмила Козлова - Гамаюн

Азарт подобен амнезии,

И ты забудешься, шутя.

Возьми, возьми, играй, играй

Прикинувшимися людьми.

Играй, не поднимая глаз.

Возьми, возьми —

таков приказ.

Тебя перевернули н а спину,

А ты, стараясь распрямиться,

Как спицами, цепляя пальцами,

Осенних трав сухие нити,

Всё крутишь мир вокруг себя.

И как-то слепо, по наитию,

Не чувствуя и не любя,

А просто хваткой механической

Ты истерически живёшь.

Но сознаёшь – ты лишь кусок

Какой-то жизни бывшей, бывшей,

Пробитой пулею в висок.

За горизонты смысла скатилось бытие моё.

Трёхцветной радугой повисло,

Соединяя прошлое с неведомым грядущим —

Бесформенным, ползущим,

В хитиновой броне распластанном по кущам

растений хищных, жирных, незнакомых.

И что оно за гранью смысла —

Лишь облако шуршащих насекомых.

Сегодня день нефритовый, тяжёлый —

Метёт из мрачной бездны высоты.

Темнеют долы, идолы домов

бесстыдно г о лы, выстужены вскользь

гулящим ветром северного ига.

Нет, не дождаться мига всепрощенья

Или Суда, качающего ось —

Земную ось Рождения и Смерти.

Сверчок в углу сверчит своё с утра:

«Не верьте да не верьте, да не верьте»,

Как будто верить – это значит быть.

Уже пора – давно, давно пора

Разбить крылом нефритовую сферу,

Пробить насквозь седьмые небеса

И превзойти любую веру.

Зачем она, когда даны глаза.

Дверь в Запредельность, в Пропасть,

Где упасть – значит ещё пожить немного.

Всё так строго и безнадёжно,

Словно полёт на звезду Сон —

Нет, не верю, что упаду.

Звон в ушах, трещина под ногами,

Шаг, полшага – гони желание движения.

В этой холодной гамме

Всё ещё слышно жжение —

Любовь к маме, любовь к сыну,

Которых нет, но они есть,

Потому что умеют ходить по цветам.

Я не покину их здесь.

Я не покину их там.

Жизнь – дырявый аттракцион.

Всё живое исчезнет со свистом,

Не оставив следа,

Не найдя хоть каких-нибудь Истин.

Всё на свете знает только ВЦИОМ.

Овцы кудрявые, шествуем чинно,

Ведь под конвоем шагать легко.

Что-то нам благочинный

сегодня скажет,

Наверное, о том, как полезно

Пить молоко.

Сегодня смех по поводу и без повода.

Сегодня, подобно оводу,

злость жалит,

Жалости не имея.

У того самого библейского Змея

Сильнее было сочувствие к Еве,

Чем у праведников, несущих идею

Всемирного совершенства.

Отказано в женском,

в мужском отказано.

Люди теперь – просто тела биологические,

Покрытые эластичным материалом,

Персонажи сериала

с коротким именем «Ад».

В Круге Первом не быть никому,

Потому что Первый Круг Ада – над

Тем, что зовётся «Жизнь».

(рождение поэтов)

В хрустальном лабиринте прошлых дней

В разгаре танцевальной процедуры

любитель тэквандо, Король Тен е й,

рисует вскользь воздушные фигуры.

Он убивает молнию вины,

Старается сразиться за кого-то.

В реликтовом засилье тишины

Ему нет равных в точности полёта.

Но вот уже закончен страшный бой.

Рассвет тому вернейшая примета.

В который раз, пожертвовав собой,

Остался невредимым Воин Света.

Он поддержал вселенское Добро,

Наказано и выдворено Злое.

Жива осталась Мэрилин Монро,

И розы распустились на алоэ.

И все младенцы, вызнавшие Путь

В Миры Иные вновь вернулись к Свету.

Теперь им жить, и жить не как-нибудь,

Но в образе Пророков и Поэтов.

Сегодня солнце желтолице —

В седле монгольском без удил,

Княжной Огня

Над миром мчится,

Червлёной медью

В степь ложится.

И пятый Ангел вострубил.

Ещё два Ангела,

Два года —

Земле гореть.

Пустынный смерч —

Теперь привычная порода.

Гуляет смерть,

Смеётся смерть.

И океаны

Запах йода

Кидают в эту круговерть.

И жизнь теперь

На смерть похожа.

Как там Тебе

на небеси?

В году одиннадцатом,

Боже,

спаси!

Мы друг другу клялись на листочке кленовом

Не забыть глубины наших солнечных глаз.

Высоко в небесах наша жизнь пронеслась

И вернулась на землю заблудшую снова.

Плыли мимо людей невозвратные о рды,

Суета равнодушью ломала рога.

И на кр у ге судьб ы методичные хорды

Нарез а ли мясные куски пирога.

Шашлыки на угл я х, протестуя, шипели,

Улыбались узбеки, платя за постой.

Их чумазые дети играли толпой

На углу под струей ледянистой капели.

Мы стояли с тобой на цветном тротуаре,

Словно встретились только минуту назад.

И казалось, вокзал – ботанический сад,

И цветенье сирени сегодня в разгаре.

Но уже постучало предчувствие скуки,

Но уже потемнел и запутался взгляд.

Этот день на мгновение нам не продлят,

Не сомкнутся в объятье горячечном руки.

Не вернуть, не позвать, не достать, не увидеть —

Расстаёмся сейчас. Расстаёмся навек.

Ты, надеюсь, мой друг, на меня не в обиде,

Мой бессмертный, любимый, родной человек.

Мы ждём любви,

божественных чудес,

Надеемся на милость века.

Придёт из подворотни бес,

Мизинцем ткнёт —

и нету человека.

И крепок сон —

и днём и ночью спать,

Забыть о человечьем вече.

Но бесу мало

в землю закопать —

Ещё и память

надо изувечить.

И он глаголет —

Кладбище молчит.

Он даже крест

потрогает перстами.

Но есть на свете

Божий Щит,

И Сила Божия

Восстанет!

Люби людей,

Их странные миры.

Издалека,

Из дальнего далёка

Они добры,

Прекрасны и мудры,

Они чисты, как небо —

Божье Око.

Не приближайся

И не приближай.

Не расставляй зеркал,

Глядящих в души.

Твой путь вперёд,

Где зреет Урожай —

Сумей отдать,

Но нежность

не разрушить.

В полянах, в одуванчиках,

в их солнечных мирах

Зелёные разгуливают тени.

Там облака полощутся в ветрах,

Цветут сады сиреневой сирени.

Брожу в глубинах ветреного дня,

Мне хорошо в его руках весёлых.

Ты полюби, мой солнечный, меня,

и уведи в заброшенный просёлок.

В цветное царство с именем Аид,

Где верный путь к родным всего дороже,

Туда, где дом родительский стоит,

Где жжёт крапива злых

и осторожных.

Там, где-то вдали,

в невозвратном Ничто,

Рождается огненный вечер.