Сергей Фомичёв - Небесный пастух (сборник)

Врагам Тебя не разгадать,
Их злые умыслы известны.
Руками голыми не взять —
Здесь русский дух во всём телесном.

Какая мощь, какая ширь.
Зимой снегами опоясана,
Глаза – озёра в небо ясное,
И куполами – монастырь.

Дышу Тобой, не надышусь,
Веками теплится лампада.
Другой мне родины не надо,
Я русский, в моём сердце Русь.

Упавший в море край потухшего вулкана —
Из бездны вырос хмурый исполин,
Увит плющом и лёгкостью тумана,
Шершавой шапкой сумрачных долин.

Потоки вод изгрызли странно тело,
Оставив гроты, пики, города,
Где мёртвых жителей бредущие стада
Застыли в камне над ущелием замшелым.

Гудит, слюнявится бездонный океан,
Пропахнув йодом, прячась в зазеркалье —
Свидетель многих древних вакханалий,
Бесплотный дух – языческий Баян.

Эмалью вымазаны лбы тупых камней,
Помётом птиц и дождевою влагой,
Когда висит плащом над Карадагом
Несметный строй причудливых теней.

Иван-разбойник в ризах оборванца
Остановился, вглядываясь ввысь,
Где тёмным телом грифеля и сланца
Седые горы в небо поднялись.

Так, отражаясь грозным исполином
В алмазных россыпях закрученной волны,
Застыла лава. Медленно в долинах
Плывут, как зной, Таврические сны.

Там над морем пылала
Золотая звезда,
Рябь воды отражала
Белый свет в никуда.

И чернели просторы
Киммерийской земли,
И как чьи-то укоры —
В полутьме корабли.

Запах горький полыни
Разливался и рос.
Вдруг над водной пустынью —
В два крыла альбатрос.

Промелькнул и свалился
В непроглядную муть.
Старый кедр приютился
У ручья отдохнуть.

А она всё дрожала
Там, в другой тишине,
И как будто узнала,
Что творится во мне.

Что было, то было.
Что будет, не знаю.
По звёздам, на гуще, руке – не гадаю.
Плыву по теченью извилистых рек,
И, кажется, – это последний забег.
Стираю бельё, замаравшись однажды,
Иду по приборам, где ходит не каждый.
И падаю вновь, чтоб подняться с колен,
И жду изнутри впопыхах перемен.

Молчу, не выразить словами
Всю боль последних испытаний,
Восторг минутных состояний
И ощущенье пустоты.

Ты знаешь, мне ещё казалось,
Что всё проходит, как усталость.
Но лишь любовь всего сильней,
Что б ни примешивалось к ней.

Вот рядом ненависть и что же?
Быть может, надо ей – по роже,
Забыв про всякий ложный стыд
И понимание обид.

Молчу, вокруг проходят люди,
Им нет покоя, путь их труден.
Что ждёт их там в конце пути?
И от чего им не уйти?

Молчу, внимая звукам лиры.
Где вы, вчерашние кумиры?
Как ни лилась бы в мире кровь —
Он есть, покуда есть любовь.

Любви все возрасты покорны,
От самых белых и до чёрных.
И даже в жерновах войны
Мы в её сеть вовлечены.

Чистый воздух Абиссинии.
Небеса прозрачно синие
И белёсая вода.
Кто тебя воззвал сюда?
Берега чужого края
Гумилёва Николая
Захватили навсегда.

На листочках капельки дождя
Драгоценным бисером играют.
Льётся свет, сквозь стёкла уходя,
Мой сосед их жизнь не замечает.

Всё стучит, строгает на ветру,
Упиваясь дачной круговертью,
Словно есть приказ – успеть к утру,
И остался день лишь перед смертью.

Дети, шахматы и талая вода.
В сумерках запутавшийся вечер.
Я так счастлив не был никогда.
Положи мне голову на плечи.

Метутся народы, гудят во все трубы,
Шуршит при дороге ковыль.
Умчаться за грани материи грубой,
Что ветром гонимая пыль.

Затуманился рыжий закат,
Унеслись окаянные дни.
Отравили сознанье они,
И теперь я сознаньем богат.

Это дни развращённых побед
И насилья над собственным «Я».
Что ж выдумывать велосипед,
Ошибаться чего же для.

Я иду, вешним солнцем палим,
Завтра праздник и нет затей,
Вход Господень в Иерусалим,
И «Осанна», и радость детей.

И мне нравится, что вокруг
Гомон птиц, на дворе весна,
И деревья, словно испуг,
Встрепенулись от зимнего сна.

Привет.
Судьба не благосклонна к нам,
Ты в дальней стороне
Который год хранишь молчанье,
Я ж здесь, на шумных площадях, пытаюсь жить,
Почти без воздуха,
в пыли страстей, в дурном изгнаньи.

Пишу Тебе в надежде, что поймёшь
Мои каракули,
А более стремленье – оставить всё
И птицей улететь
К родным краям, к отлогим берегам,
Что детством пахнут,
А не сновиденьем.

Пишу Тебе, надеясь на ответ,
Хотя давно мы потеряли нити,
Что связывали нас крепко много лет.
Так порваны они теперь чредой событий.

У Каина давно пустой, дрожащий вид:
Жить в городах, ютиться на квадратном метре.
Брать в жизни всё, забыв, что значит стыд,
Цивилизованно стенать при каждом ветре.

Как хорошо, что Ты остался на земле,
Пусть без дохода лишнего, но всё же.
Уж лучше быть в деревне на «нуле»,
Чем здесь в достатке – на зверьё похожим.