Патрикей Бобун-Борода - Стихи 1997-2008

Как согрёб я, белый тур, мощный дуб столетний,
Выдирал рукой-клёшнёй, над собой вздымал.
– Берегися, Моника, защека нездешняя!
Я иду, заёбина! Я – иду! – вскричал.

Вражеская силушка, дрянь зловротебучая,
Увидала русский гнев, обдристалась вмиг,
Побежала, бледная гадина вонючая,
Во края далёкие, изрыгая крик:

– Ой, ты, сильный русский князь, ой, зверина северный,
Ой, ты, хуй поленовый, ядерны муде!
Ой, неужто, фак твою, нас замочишь, бешеный?
Где бы нам, поганыям, заховаться? Где?!

– Хуй вам, злые коршуны! Хуй вам, рать поганая!
Нету вам спасения на святой Руси.
А тебе же, Моника, курва, в рот ебаная,
Кол дубовый в хавалку. На-тко, отсоси!..

Кончилось побоище. Падаль – пища воронам.
Тыщи гениталиев, орды рук и ног.
Поглядел на мерзость я, что гниёт по сторонам,
Окатил бензинчиком, плюнул… и поджёг.

Приустал я, молодец (дуб, чай, не пушиночка),
Пал в траву медвяную, в сладкие овсы.
Глядь, ко мне лебёдушкой – давняя блондиночка.
Улыбнулась скромненько. И сняла трусы…

Опустился занавес. Нехер пялить зеночки,
Как пыхтит-старается бойкий молодец
Между разведённыя девичьи коленочки.
Трах пошёл нешуточный. Сказочке конец.

Вчера, парами банными и пивом с голавлями вялеными
вдохновлённый,
На мир взирая сквозь стакан дрянного, мутно-желтого вина,
Спросил меня приятель молодой, заботами в тот миг
не угнетённый:
– Без хуя жить для мужика – ЗА ЧТО не слишком тяжкая цена?

Я онемел. Застряла бормотуха в глотке.
Печаль сдавила, как клещами, разум мой.
Я встал, и руки приложив примерно посередке
(меж грудью и коленями), отправился домой.

Придя домой, не ел, не пил и даже
Жену любимую не смог к груди своей прижать.
– Мужик без хуя! Это ж, ёлки, надо же!
Эх, мать!
Эх, мать!
Эх, ёб же в ребра ж мать!

Всю ночь потом не спал, всю ночь потом ворочался, тоскуя.
Томил меня вопрос, и от него я отвязаться не умел
(да и сегодня, в общем, не могу):
– Как быть? Как в наше время быть без хуя?
Как ЖИТЬ без хуя в наше время мужику?

Ну, без ушей, там, скажем, без руки, без глаза.
Ну, даже без ноги, без носа, языка…
А жить без хуя – это же, зараза,
Такая мерзкая судьба для мужика!

Уснул я наконец под утро уж, с больным, разбитым телом,
А пробудившись от будильника звонка,
Решил, что не могу себе представить, хоть убейте,
ЕЩЁ ЖИВОГО, НО УЖЕ БЕЗ ХУЯ, МУЖИКА!

Опять моя жизнь – мученье,
Болею от страшных снов.
Не в силах избыть томленье,
Решил я спросить у богов:

– О, боги Олимпа прекрасные!
О, жёны богов злоебучие!
Ведь вы же не евнухи грязные,
Не старые девы вонючие!

Ответьте потомку Сатира,
Свои разомкните уста:
Бывает ли вовсе бездырая,
Заросшая напрочь пизда?

Сердито нахмурились боги.
А Зевс, что у них пахан,
Сказал: – Волосатые ноги
Тебе не помогут, братан!

Ты зря закосил под Сатира,
Сатир не философ – ебак!
Не ищет он девок бездырых.
Запомни, дешёвый вахлак!

И мы, как один, без базара,
Имеем такие «дела»,
Что всякая курва без входа
Давно бы в подол насрала!

Со страху! – И Зевс ухмыльнулся,
Рукой поблудил промеж ног,
Спиною ко мне повернулся
И бросил: «Канай, фраерок!»

«Мы сами не шитые лыком,
У нас – как столбы елдаки!
За них, если смеешь, возьми-ка, –
Не хватит античной руки!» –

Мог я возразить бы на это…
Но спорить – удел мудаков.
И я «поканал» без ответа,
Смеясь над зазнайством богов.

Вот мой поплавок встрепенулся.
«Должно быть, здоровый карась!»
Я в хищную позу согнулся…
Но с плеском вода разошлась,

И, пеной ажурной укрыта,
Лежа на замшелом соме,
Богиня любви Афродита
Нагая явилась ко мне!

– Ну, что, неплохая поклёвка?
Да ты онемел, мой герой! –
Лукаво смеялась плутовка
И пену сбивала рукой.

Дальнейшее помню неясно…
Стон, вздохи, сияние глаз…
Чтоб вас не травить понапрасну,
Прерву на мгновенье рассказ…

Мгновенье – мгновенью разница,
Иное – часами длится.
Устала моя проказница,
Сомлела моя озорница.

– Довольна ли мной, волшебница?
Коль «Да!», так плати сполна!
Ведь я не поручик Ржевский,
Да и ты не моя жена.

Возьму не деньгами – форелью,
Я, как – никак, рыболов.
– А знаньями о сокровенном?
– Что ж, знаньями тоже готов!

– Так вот, ты искал, как я помню, уродку,
Такую, что спереди к ней не попасть,
Чтоб самую женскую, значит, середку,
Скрывала большая зубастая пасть?

– Афрося, родная, ведь я же не Зигмунд!
Ты спутала что-то на старости лет.
Бывает ли женщина вовсе без дырки?
Желаю на это услышать ответ.

Богиня, дремавшая в крепких объятьях,
Взвилася, как кошка. «Мышонку пиздец!»
– Совсем без НЕЁ? О проклятье! ПРОКЛЯТЬЕ!
Да ты обезумел, несчастный скопец!

Нашёл ты потеху – шутить над священным!
Ещё и смеёшься при этом, гляжу?
О, эти самцы! Без мозгов супермены!
ТАКОМУ – НЕ БЫТЬ!!! А сейчас – ухожу!

Сом погружается в воду,
Плещут форели в садке.
«Нет, и не будет без входу!» –
Эхо несёт по реке.

Седой интеллигент Густобрехалов,
Учитель и наставник для повес,
«Отец родной» для молодых нахалов,
Однажды вёл средь них свой sex-ликбез.

Юнцы, не умудрённые годами,
Раззявив пасть, внимали болтуну,
А тот, глаза скрывая за очками,
Врал вдохновенно «сказочку одну»:

Помню школу… Вот каким манером:
На рояле, в шляпе и пенсне,
Будучи советским пионером,
Нравилось совокупляться мне.

Было модно аристократизмом
Проявлять sex-эпильность свою.
Впрочем, не гнушался онанизма,
Этого от вас не утаю…