Аделаида Герцык - Стихи 1907-1925 годов

Но только свечи перед иконами,

Мерцая, знают самое важное.

И их колеблющееся сияние,

Их безответное сгорание

Приводит ближе к последней истине.

1925

Симферополь

Sub rosa: Аделаида Герцык, София Парнок, Поликсена Соловьева, Черубина де Габриак

– М., Эллис Лак, 1999.

Выпуск подготовил Иван Дмитриев

Я прошла далеко, до того поворота,

И никого не встретила.

Только раз позвал меня кто-то,

Я не ответила.

Не пройти, не укрыться средь чёрного леса

Без путеводных знамений.

И от взоров тревожных скрывает завеса

Мерцание пламени.

Отчего так печальны святые страны?

Или душа застужена?

Или из дому вышла я слишком рано,

Едва разбужена?

Е.Г.

И пошли они по разным дорогам.

На век одни.

Под горой, в селеньи убогом

Зажглись огни.

Расстилается тайной лиловой

Вечерний путь.

Впереди – равнина и снова

Туман да муть.

Все дороги верно сойдутся

В граде святом.

В одиночку люди плетутся,

Редко вдвоём.

Где скорей? По вешнему лугу

Иль тьмой лесной?..

Поклонились в землю друг другу

– Бог с тобой!

И пошли. В селеньи убогом

Чуть брезжит свет.

Все ль пути равны перед Богом

Или нет?

НОЧЬЮ

А душа поёт, поёт,

Вопреки всему, в боевом дыму.

Словно прах, стряхнёт непосильный гнёт и поёт.

На пустынном юру затевает игру,

С одного бугра на другой мост перекинет,

Раскачается над бездной седой и застынет.

Пусть рухнет, коль хочет –

Другой будет к ночи!

Из песен строит жильё людское –

Палаты и хаты – выводит узор –

В тесноте простор.

Спите, кто может, на призрачном ложе.

А кругом стоит стон.

Правят тьму похорон.

Окончанье времён.

Погибает народ.

А душа поёт…

Что это – властное, трепетно-нежное,

Сердце волнует до слёз,

Дух заливает любовью безбрежною,

Имя чему – Христос?

Был ли Он правдою? Был ли видением?

Сказкой, пленившей людей?

Можно ль к Нему подойти с дерзновением,

Надо ль сойтись тесней?

Если б довериться, бросив сомнения,

Свету, что в мир Он принёс,

Жить и твердить про себя в упоении

Сладостный звук – Христос!

Если бы с Ним сочетаться таинственно,

Не ожидая чудес,

Не вспоминая, что он – Единственный,

Или что Он воскрес!

Страшно, что Он налагает страдание,

Страшно, что Он есть искус…

Боже, дозволь мне любить в незнании

Сладкое имя – Иисус.

Посв. М.Н.А-д

Она прошла с лицом потемнелым,

Как будто спалил его зимний холод,

Прошла, шатаясь ослабшим телом.

И сразу я уразумела,

Что это голод.

Она никого ни о чём не просила,

На проходящих уставясь тупо.

Своей дорогою я спешила,

И только жалость в груди заныла

Темно и скупо.

И знаю, знаю, навеки будет

Передо мною неумолимо

Стоять как призрак она, о люди,

За то, что, не молясь о чуде,

Прошла я мимо.

Душой усталой и бесслёзной

Узнала я, – но было поздно, –

Кто ждал меня.

Если это старость – я благословляю

Ласковость её и кротость,

И задумчивую поступь.

Нет былой обострённости

Мыслей и хотений.

Ночью сон спокойней.

Ближе стали дети,

И врагов не стало.

Смотришь – не желая, помнишь – забывая,

И не замышляешь новых дальних странствий

В бездны и на кручи.

Путь иной, синея, манит неминучий.

И в конце дороги – пелена спадает,

И на перевале – всё былое тает,

И в часы заката – солнце проливает

Золото на землю.

Если это старость – я её приемлю.

Не Вы – а я люблю! Не Вы – а я богата…

Для Вас – по-прежнему осталось все,

А для меня – весь мир стал полон аромата,

Запело все и зацвело…

В мою всегда нахмуренную душу

Ворвалась жизнь, ласкаясь и дразня,

И золотом лучей своих огнистых

Забрызгала меня…

И если б я Вам рассказала,

Какая там весна,

Я знаю, Вам бы грустно стало

И жаль себя…

Но я не расскажу! Мне стыдно перед Вами,

Что жить так хорошо…

Что Вы мне столько счастья дали,

Не разделив его…

Мне спрятать хочется от Вас сиянье света,

Мне хочется глаза закрыть,

И я не знаю, что Вам дать за это

И как мне Вас благодарить…

28 апреля 1903, Москва

Я знала давно, что я осенняя,

Что сердцу светлей, когда сад огнист,

И все безогляднее, все забвеннее

Слетает, сгорая, осенний лист.

Уж осень своею игрой червонною

Давно позлатила печаль мою,

Мне любы цветы – цветы спаленные

И таянье гор в голубом плену.

Блаженна страна, на смерть венчанная,

Согласное сердце дрожит, как нить.

Бездонная высь и даль туманная, -

Как сладко не знать… как легко не быть…

Не позднее 1907

Ключи утонули в море -

От жизни, от прежних лет…

В море – вода темна,

В море – не сыщешь дна.

И нам уж возврата нет.

Мы вышли за грань на мгновение.

Нам воздух казался жгуч -

В этот вечерний час

Кто-то забыл про нас

И двери замкнул на ключ.

Мы, кажется, что-то ждали,

Кого-то любили там -

Звонко струились дни,

Жарок был цвет души…

– Не снилось ли это нам?

Забылись слова, названья,

И тени теней скользят…

Долго ль стоять у стен?

Здесь или там был плен?

Ни вспомнить, ни знать нельзя!

Так зыбки одежды наши,

Прозрачны душа и взгляд.

Надо ль жалеть о том?

Где-то на дне морском

От жизни ключи лежат.

Не позднее 1907

Отчего эта ночь так тиха, так бела?

Я лежу, и вокруг тихо светится мгла.

За стеною снега пеленою лежат,

И творится неведомый белый обряд.

Если спросят: зачем ты не там на снегу?

Тише, тише, скажу, – я здесь тишь стерегу.

Я не знаю того, что свершается там,

Но я слышу, что дверь отворяется в храм,

И в молчаньи священном у врат алтаря

Чья-то строгая жизнь пламенеет, горя.

И я слышу, что Милость на землю сошла… -

Оттого эта ночь так тиха, так бела.

Ноябрь – декабрь 1909, Канашово

Над миром тайна и в сердце тайна,

А здесь – пустынный и мглистый сон.

Все в мире просто, необычайно:

И бледный месяц, и горный склон.

В тиши вечерней все стало чудом,

Но только чудо и хочет быть,

И сердце, ставши немым сосудом,

Проносит влагу, боясь пролить.

Рдяные крылья во тьме повисли,

Я знаю меньше, чем знала встарь.

Над миром тайна и тайна в мысли,

А между ними – земной алтарь.

Сентябрь 1910, Судак

Две их. Живут неразлучно,

Только меж ними разлад.

Любит одна свой беззвучный,

Мертвый, осенний сад.

Там все мечты засыпают,

Взоры скользят, не узнав,

Слабые руки роняют

Стебли цветущих трав.