Уильям Йейтс - Переводы из Уильяма Йейтса( Григорий Кружков) Великое колесо возвращений

Сын конюха, с рожденья обделенный

Богатством, он роскошествовал в грезах

И расточал слова.

Hic. Зачем ты бросил

Раскрытый том и бродишь тут, чертя

Фигуры на песке? Ведь мастерство

Дается лишь усидчивым трудом,

И стиль оттачивают подражаньем.

Ille. Затем, что я ищу не стиль, а образ.

Не в многознанье – сила мудрецов,

А в их слепом, ошеломленном сердце.

Зову таинственного пришлеца,

Который явится сюда, ступая

По мокрому песку,- схож, как двойник,

Со мной, и в то же время – антипод,

Полнейшая мне противоположность;

Он встанет рядом с этим чертежом

И все, что я искал, откроет внятно,

Вполголоса – как бы боясь, чтоб галки,

Поднявшие базар перед зарей,

Не разнесли по миру нашей тайны.

Старик прислушался, взойдя на мост;

Он шел со спутником своим на юг

Ухабистой дорогой. Их одежда

Была изношена, и башмаки

Облипли глиной, но шагали ровно

К какому-то далекому ночлегу.

Луна взошла… Старик насторожился.

Ахерн. Что там плеснуло?

Робартис. Выдра в камышах;

Иль водяная курочка нырнула

С той стороны моста. Ты видишь башню?

Там свет в окне. Он все еще читает,

Держу пари. До символов охоч,

Как все его собратья, это место

Не потому ль он выбрал, что отсюда

Видна свеча на той старинной башне,

Где мильтоновский размышлял философ

И грезил принц-мечтатель Атанас,-

Свеча полуночная – символ знанья,

Добытого трудом. Но тщетно он

Сокрытых истин ищет в пыльных книгах,

Слепец!

Ахерн. Ты знаешь все, так почему бы

Тебе не постучаться в эту дверь

И походя не обронить намека? -

Ведь сам не сможет он найти ни крошки

Того, что для тебя – насущный хлеб.

Робартис. Он обо мне писал в экстравагантном

Эссе – и закруглил рассказ на том,

Что, дескать, умер я. Пускай я умер!

Ахерн. Спой мне о тайнах лунных перемен:

Правдивые слова звучат, как песня.

Робартис. Есть ровно двадцать восемь фаз луны;

Но только двадцать шесть для человека

Уютно-зыбких, словно колыбель;

Жизнь человеческая невозможна

Во мраке полном и при полнолунье.

От первой фазы до средины диска

В душе царят мечты, и человек

Блажен всецело, словно зверь иль птица.

Но чем круглей становится луна,

Тем больше в нем причуд честолюбивых

Является, и хоть ярится ум,

Смиряя плеткой непокорность плоти,

Телесная краса все совершенней.

Одиннадцатый минул день – и вот

Афина тащит за власы Ахилла,

Повержен Гектор в прах, родится Ницше:

Двенадцатая фаза – жизнь героя.

Но прежде чем достигнуть полноты,

Он должен, дважды сгинув и вокреснув,

Бессильным стать, как червь. Сперва его

Тринадцатая фаза увлекает

В борьбу с самим собой, и лишь потом,

Под чарами четырнадцатой фазы,

Душа смиряет свой безумный трепет

И замирает в лабиринтах сна!

Ахерн. Спой до конца, пропой о той награде,

Что этот путь таинственный венчает.

Робартис. Мысль переходит в образ, а душа –

В телесность формы; слишком совершенны

Для колыбели перемен земных,

Для скуки жизни слишком одиноки,

Душа и тело, слившись, покидают

Мир видимостей.

Ахерн. Все мечты души

Сбываются в одном прекрасном теле.

Робартис. Ты это знал всегда, не так ли?

Ахерн. В песне

Поется дальше о руках любимых,

Прошедших боль и смерть, сжимавших посох

Судьи, плеть палача и меч солдата.

Из колыбели в колыбель

Переходила красота, пока

Не вырвалась за грань души и тела.

Робартис. Кто любит, понимает это сердцем.

Ахерн. Быть может, страх у любящих в глазах –

Предзнание или воспоминанье

О вспышке света, о разверстом небе.

Робартис. В ночь полнолунья на холмах безлюдных

Встречаются такие существа,

Крестьяне их боятся и минуют;

То отрешенные от мира бродят

Душа и тело, погрузясь в свои

Лелеемые образы,- ведь чистый,

Законченный и совершенный образ

Способен победить отъединенность

Прекрасных, но пресытившихся глаз.

На этом месте Ахерн рассмеялся

Своим надтреснутым, дрожащим смехом,

Подумав об упрямом человеке,

Сидящем в башне со свечой бессонной.

Робартис. Пройдя свой полдень, месяц на ущербе.

Душа дрожит, кочуя одиноко

Из колыбели в колыбель. Отныне

Переменилось все. Служанка мира,

Она из всех возможных избирает

Труднейший путь. Душа и тело вместе

Приемлют ношу.

Ахерн. Перед полнолуньем

Душа стремится внутрь, а после – в мир.

Робартис. Ты одинок и стар и никогда

Книг не писал: твой ум остался ясен.

Знай, все они – купец, мудрец, политик,

Муж преданный и верная жена -

Из зыбки в зыбку переходят вечно -

Испуг, побег – и вновь перерожденье,

Спасающее нас от снов.

Ахерн. Пропой

О тех, что, круг свершив, освободились.

Робартис. Тьма, как и полный свет, их извергает

Из мира, и они парят в тумане,

Перекликаясь, как нетопыри;

Желаний лишены, они не знают

Добра и зла и торжества смиренья;

Их речи – только восклицанья ветра

В кромешной мгле. Бесформенны и пресны,

Как тесто, ждущее печного жара,

Они, что миг, меняют вид.

Ахерн. А дальше?

Робартис. Когда же перемесится квашня

Для новой выпечки Природы,- вновь

Возникнет тонкий серп – и колесо

Опять закружится.

Ахерн. Но где же выход?

Спой до конца.

Робартис. Горбун, Святой и Шут

Идут в конце. Горящий лук, способный

Стрелу извергнуть из слепого круга -

Из яростно кружащей карусели

Жестокой красоты и бесполезной,

Болтливой мудрости – начертан между

Уродством тела и души юродством.

Ахерн. Когда б не долгий путь, нам предстоящий,

Я постучал бы в дверь, встал у порога

Под балками суровой этой башни,

Где мудрость он мечтает обрести,-

И славную бы с ним сыграл я шутку!

Пусть он потом гадал бы, что за пьяный

Бродяга заходил, что означало

Его бессмысленное бормотанье:

"Горбун, Святой и Шут идут в конце,

Перед затменьем". Голову скорей

Сломает он, но не откроет правды.

Он засмеялся над простой разгадкой

Задачи, трудной с виду,- нетопырь

Взлетел и с писком закружил над ними.

Свет в башне вспыхнул ярче и погас.

Луна в небесах ночных

Вращалась, словно волчок.

И поднял голову кот,

Сощурил желтый зрачок.

Глядит на луну в упор –

О, как луна хороша!

В холодных ее лучах

Дрожит кошачья душа,

Миналуш идет по траве

На гибких лапах своих.

Танцуй, Миналуш, танцуй –

Ведь ты сегодня жених!

Луна – невеста твоя,

На танец ее пригласи,

Быть может, она скучать

Устала на небеси.

Миналуш скользит по траве,

Где лунных пятен узор.

Луна идет на ущерб,