Уильям Блейк - Стихотворения

Piping down the valleys wild,
Piping songs of pleasant glee,
On a cloud I saw a child,
And he laughing said to me:

'Pipe a song about a Lamb!'
So I piped with merry cheer.
'Piper, pipe that song again;'
So I piped: he wept to hear.

'Drop thy pipe, thy happy pipe;
Sing thy songs of happy cheer:'
So I sang the same again,
While he wept with joy to hear.

'Piper, sit thee down and write
In a book, that all may read.'
So he vanish'd from my sight,
And I pluck'd a hollow reed,

And I made a rural pen,
And I stain'd the water clear,
And I wrote my happy songs
Every child may joy to hear.

Дул я в звонкую свирель.
Вдруг на тучке в вышине
Я увидел колыбель,
И дитя сказало мне:

— Милый путник, не спеши.
Можешь песню мне сыграть? —
Я сыграл от всей души,
А потом сыграл опять.

— Кинь счастливый свой тростник
Ту же песню сам пропой! —
Молвил мальчик и поник
Белокурой головой.

— Запиши для всех, певец,
То, что пел ты для меня! —
Крикнул мальчик наконец
И растаял в блеске дня.

Я перо из тростника
В то же утро смастерил,
Взял воды из родника
И землею замутил.

И, раскрыв свою тетрадь,
Сел писать я для того,
Чтобы детям передать
Радость сердца моего!

Шел я с дудочкой весною,
Занималася заря —
Мальчик в тучке надо мною
Улыбнулся, говоря:

«Песню мне сыграй про агнца!»
Я сыграл — развеселил!
«Ты сыграй-ка это снова!»
Я сыграл — он слезы лил.

«Дудочку оставь и спой мне
То, что прежде ты играл».
и пока я пел ту песню,
Он смеялся и рыдал.

«Выйдет книга неплохая —
Песни эти пусть прочтут», —
Молвил мальчик, исчезая...
Сразу взялся я за труд:

Для письма сломил тростинку,
Бросил в воду горсть земли —
Записал все песни детям,
Чтобы слушать их могли!

С дудкой я бродил в лесах,
Дул в зеленое жерло.
Вижу: с тучки в небесах
Свесилось дитя мало.

— Про ягненка мне сыграй! —
Я сыграл, как мне велят.
— Ах! и снова начинай! —
Вижу: божий мальчик рад.

— Если в песне есть слова,
Их, счастливец, не таи! —
Спел я, что играл сперва.
Хвалит он слова мои.

— В книжку песню помести
Чтобы все прочесть могли! —
И уж облачко в пути...
Взял я пригоршню земли,

Ею воду замутил
И тростинку поломал:
Без пера и без чернил
Детям книгу написал.

How sweet is the Shepherd's sweet lot!
From the morn to the evening he strays;
He shall follow his sheep all the day,
And his tongue shall be filled with praise.

For he hears the lamb's innocent call,
And he hears the ewe's tender reply;
He is watchful while they are in peace,
For they know when their Shepherd is nigh.

Как завиден удел твой, пастух.
Ты встаешь, когда солнце встает,
Гонишь кроткое стадо на луг,
И свирель твоя славу поет.

Зов ягнят, матерей их ответ
Летним утром ласкают твой слух.
Стадо знает: опасности нет,
Ибо с ним его чуткий пастух.

Доля пастыря так хороша!
На лугу он встречает рассвет,
До заката овечек пасет —
Доли лучше на свете и нет!

Ибо слышит он агнцев своих,
Бережет их все ночи и дни;
Овцы паствою мирно идут —
Ибо пастыря знают они.

Ясным днем хорошо пастуху;
Целы овцы, трава весела;
И напомнив, что солнце вверху,
Языком его движет хвала.

Агнец блеет вблизи на лугу;
Мать-овцу этот голос привлек.
Овцы помнят на каждом шагу:
Пастырь добрый от них недалек.

The Sun does arise,
And make happy the skies;
The merry bells ring
To welcome the Spring;
The skylark and thrush,
The birds of the bush,
Sing louder around
To the bells' cheerful sound,
While our sports shall be seen
On the Echoing Green.

Old John, with white hair,
Does laugh away care,
Sitting under the oak,
Among the old folk.
They laugh at our play,
And soon they all say:
'Such, such were the joys
When we all, girls and boys,
In our youth time were seen
On the Echoing Green.'

Till the little ones, weary,
No more can be merry;
The sun does descend,
And our sports have an end.
Round the laps of their mothers
Many sisters and brothers,
Like birds in their nest,
Are ready for rest,
And sport no more seen
On the darkening Green.

Чуть солнышко встало —
И все заблистало!
Чиста и ясна,
Приходит весна!
И нет угомону
Ее перезвону,
И песня звонка
У жаворонка!
Мы пляшем в кругу
На Звонком Лугу.

Под дубом зеленым
Со стареньким Джоном
Мамаши сидят —
На игры глядят.
И слышно средь смеха
И звонкого эха:
«Мы тоже детьми
Резвились до тьмы,
Танцуя в кругу
На Звонком Лугу!»

Но в никнущем свете
Усталые дети Глядят на закат,
И тени лежат...
И сестры, и братья,
Цепляясь за платье
Мамаши родной,
Идут на покой.
И тихо в кругу
На темном Лугу.

Солнце взошло,
И в мире светло.
Чист небосвод.
Звон с вышины
Славит приход
Новой весны.
В чаще лесной
Радостный гам
Вторит весной
Колоколам.

А мы, детвора,
Чуть свет на ногах,
Играем с утра
На вешних лугах,
И вторит нам эхо
Раскатами смеха.
Вот дедушка Джон.
Смеется и он.
Сидит он под дубом
Со старым народом,
Таким же беззубым
И седобородым.

Натешившись нашей
Веселой игрой,
Седые папаши
Бормочут порой:
— Кажись, не вчера ли
На этом лугу
Мы тоже играли,
Смеясь на бегу,
И взрывами смеха
Нам вторило эхо!

А после заката
Пора по домам.
Теснятся ребята
Вокруг своих мам.
Так в сумерках вешних
Скворчата в скворешнях,
Готовясь ко сну,
Хранят тишину.
Ни крика, ни смеха
Впотьмах на лугу.
Устало и эхо.
Молчит, ни гугу .