Уильям Блейк - Стихотворения

Но Ангел явился в сиянии крыл
И лучиком света гробы отворил.
И к речке помчалась ватага детей,
Чтоб сажу в воде оттереть поскорей

Мешки побросав и резвясь на ветру,
Затеяли в облаке белом игру.
Сказал Тому Ангел: «Будь чистым душой!
И Бог, как отец, встанет рядом с тобой».

Со всеми во тьме пробудился наш Том,
Со всеми за щетку с тяжелым мешком —
И утром промозглым согрет трубочист:
Трудящийся честно пред Господом чист.

Умерла моя мать, а я был малышом.
В рабство продал отец мой меня нагишом,
Хоть продать малыша — небольшая корысть.
Сплю я в саже, кричу я во сне: «Чисть! Чисть! Чисть!»

Был кудрявый Том Дакр как барашек на вид,
И, как водится, наголо был он обрит;
Том заплакал, а я говорю: «Чересчур
Ты для нашего, Том, ремесла белокур!»

Том заснул. В ту же ночь мы приснились ему:
Дик и Джо, Нед и Джек, заселившие тьму.
Молоко не обсохло у нас на губах,
А мы накрепко заперты в черных гробах.

Светлый ангел явился, принес он ключи;
Отпер гробики наши, мол, вот вам лучи,
Вот вам солнце; и все мы бегом на луга,
И речные приветили нас берега.

Искупались мы, бросили наши мешки,
И нас всех в небеса вознесли ветерки.
Ангел Тому сказал: «Ты не верь, что ты плох.
Знай: отец для хорошего мальчика — Бог».

И опять нам пришлось на рассвете вставать.
Нам со щетками нашими век вековать;
Было холодно утром, а Тому тепло,
Делай дело, и минет работника зло.

'Father! father! where are you going?
Ido not walk so fast.
Speak, father, speak to your little boy,
Or else i shall be lost.'

The night was dark, no father was there;
The child was wet with dew;
The mire was deep, and the child did weep,
And away the vapour flew.

«Отец, отец! куда спешишь?
Помедленней иди.
Такая тишь, а ты молчишь,
И темень впереди!»

И точно: тьма со всех сторон,
Болотная роса.
Напрасно он взывал, смущен,
Лишь пар вокруг вился.

«Где ты, отец мой? Тебя я не вижу,
Трудно быстрей мне идти.
Да говори же со мной, говори же,
Или собьюсь я с пути!»

Долго он звал, но отец был далеко.
Сумрак был страшен и пуст.
Ноги тонули в тине глубокой,
Пар вылетал из уст.

«Отец, отец, куда же ты?
Зачем так торопиться?
Не слыша слова твоего,
Могу я заблудиться!»

Дитя измокло от росы,
В трясину оступилось;
Отца с ним нет — пропал и след,
Виденье растворилось...

The little boy lost in the lonely fen,
Led by the wand'ring light,
Began to cry; but God, ever nigh,
Appeared like his father, in white.

He kissed the child, and by the hand led,
And to his mother brought,
Who in sorrow pale, thro' the lonely dale,
Her little boy weeping sought.

В трясину мальчик угодил,
Кружа за светляком;
Он закричал — но тут предстал
Господь: родным отцом.

Найденыша он приласкал
И к матери отнес,
Блуждавшей с криком в лесу великом,
Охрипшей от долгих слез.

Маленький мальчик, устало бредущий
Вслед за болотным огнем,
Звать перестал. Но Отец вездесущий
Был неотлучно при нем.

Мальчика взял он и краткой дорогой,
В сумраке ярко светя,
Вывел туда, где с тоской и тревогой
Мать ожидала дитя.

Заплакал мальчик в темноте,
Среди болот блуждая, —
И тут пред ним отцом родным
Предстал Господь, сияя!

И за руку ребенка взял,
И к матери отвел,
Что ночь брела, дитя звала,
Слезами полня дол.

When the green woods laugh with the voice of joy,
And the dimpling stream runs laughing by;
When the air does laugh with our merry wit,
And the green hill laughs with the noise of it;

When the meadows laugh with lively green,
And the grasshopper laughs in the merry scene,
When Mary and Susan and Emily
With their sweet round mouths sing 'Ha, Ha, He!'

When the painted birds laugh in the shade,
Where our table with cherries and nuts is spread,
Come live, and be merry, and join with me,
To sing the sweet chorus of 'Ha, Ha, He!'

В час, когда листва шелестит, смеясь,
И смеется ключ, меж камней змеясь,
И смеемся, даль взбудоражив, мы,
И со смехом шлют нам ответ холмы,

И смеется рожь и хмельной ячмень,
И кузнечик рад хохотать весь день,
И вдали звенит, словно гомон птиц,
«Ха-ха-ха! Ха-ха!» — звонкий смех девиц,

а в тени ветвей стол накрыт для всех,
И, смеясь, трещит меж зубов орех, —
в этот час приди, не боясь греха,
Посмеяться всласть: «Хо-хо-хо! Ха-ха!»

Когда смех с утра на лугах звучит,
Где смеющийся ручеек журчит
И такой же смех слышится в лесах
И смешливое солнце в небесах.

Так и ловят смех каждого луча
Мери, Сьюзен, Эмили, хохоча,
И древесные вторят им верхи,
И кузнечики: «Ха, ха, ха, хи, хи!»

Жизнерадостный раздается смех;
Дразнят со стола вишня и орех;
Эти простенькие заучив стихи,
И включайся в хор: «Xо, хо, хо, хи, хи!»

Когда, заливаясь, смеется ручей
И полон воздух веселых речей,
Смеется роща, смеемся мы,
И эхом смеющимся вторят холмы,

Смеются луга зеленой травой,
Смеется кузнечик, укрытый листвой,
И девушки, сладкие губы раскрыв,
Выводят со смехом веселый мотив,

И птицы звенят, оглашая дол,
И в тени накрыт с угощеньем стол —
а ну-ка с нами веселья испей
И хохотом, хохотом радость излей!

Sweet dreams, form a shade
O'er my lovely infant's head;
Sweet dreams of pleasant streams
By happy, silent, moony beams.

Sweet sleep, with soft down
Weave thy brows an infant crown.
Sweet sleep, Angel mild,
Hover o'er my happy child.