Валерий Брюсов - Tertia Vigilia

Я убежал от пышных брашен,

От плясок сладострастных дев.

Туда, где мир уныл и страшен;

Там жил, прельщения презрев.

Бродил, свободный, одичалый,

Таился в норах давней мглы;

Меня приветствовали скалы,

Со мной соседили орлы.

Мои прозренья были дики,

Мой каждый день запечатлен;

Крылато-радостные лики

Глядели с довременных стен.

И много зим я был в пустыне,

Покорно преданный Мечте…

Но был мне глас. И снова ныне

Я — в шуме слов, я — в суете.

Надел я прежнюю порфиру,

Умастил миром волоса.

Едва предстал я, гордый, пиру,

«Ты царь!» — решили голоса.

Среди цариц веселой пляски

Я вольно предызбрал одну:

Да обрету в желаньи ласки

Свою безвольную весну!

И ты, о мой цветок долинный,

Как стебель, повлеклась ко мне.

Тебя пленил я сказкой длинной…

Ты — наяву, и ты — во сне.

Но если, страстный, в миг заветный,

Заслышу я мои трубный звук, —

Воспряну! кину клич ответный

И вырвусь из стесненных рук!

31 марта 1900

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

Не обессилел ум в сцепленьях роковых.

Я все мечты люблю, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

Я возносил мольбы Астарте и Гекате,

Как жрец, стотельчих жертв сам проливал я кровь,

И после подходил к подножиям распятий

И славил сильную, как смерть, любовь.

Я посещал сады Ликеев, Академий,

На воске отмечал реченья мудрецов;

Как верный ученик, я был ласкаем всеми,

Но сам любил лишь сочетанья слов.

На острове Мечты, где статуи, где песни,

Я исследил пути в огнях и без огней,

То поклонялся тем, что ярче, что телесней,

То трепетал в предчувствии теней.

И странно полюбил я мглу противоречий

И жадно стал искать сплетений роковых.

Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих…

24 декабря 1899

Ребенком я, не зная страху,

Хоть вечер был и шла метель,

Блуждал в лесу, и встретил пряху,

И полюбил ее кудель.

И было мне так сладко в детстве

Следить мелькающую нить,

И много странных соответствий

С мечтами в красках находить.

То нить казалась белой, чистой;

То вдруг, под медленной луной,

Блистала тканью серебристой;

Потом слилась со мглой ночной.

Я, наконец, на третьей страже.

Восток означился, горя,

И обагрила нити пряжи

Кровавым отблеском заря!

21 октября 1900

Ассирийская надпись

Я — вождь земных царей и царь, Ассаргадон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала, как закон,

Элам читал судьбу в моем едином взоре,

Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Кто превзойдет меня? кто будет равен мне?

Деянья всех людей — как тень в безумном сне,

Мечта о подвигах — как детская забава.

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь — Ассаргадон.

17 декабря 1897

Отторжен от тебя безмолвием столетий,

Сегодня о тебе мечтаю я, мой друг!

Я вижу ночь и холм, нагую степь вокруг,

Торжественную ночь при тихом звездном свете.

Ты жадно смотришь вдаль; ты с вышины холма

За звездами следишь, их узнаешь и числишь,

Предвидишь их круги, склонения… Ты мыслишь,

И таинства миров яснеют для ума.

Божественный пастух! среди тиши и мрака

Ты слышал имена, ты видел горний свет:

Ты первый начертал пути своих планет,

Нашел названия для знаков Зодиака.

И пусть безлюдие, нагая степь вокруг;

В ту ночь изведал ты все счастье дерзновенья,

И в этой радости дай слиться на мгновенье

С тобой, о искренний, о неизвестный друг!

7 ноября 1898

По бездорожьям царственной пустыни,

Изнемогая жаждой, я блуждал.

Лежал песок, за валом вал,

Сияли небеса, безжалостны и сини…

Меж небом и землей я был так мал.

И, встретив памятник, в песках забытый,

Повергся я на каменный помост.

Палили тело пламенные плиты,

И с неба падал дождь огнистых звезд.

По в полумгле томительного бреда

Нащупал надпись я на камнях тех:

Черты, круги, людские лики, грифы —

Я разбирал, дрожа, гиероглифы:

«Мне о забвеньи говорят, — о, смех!

Векам вещают обо мне победы!»

И я смеялся смыслу знаков тех

В неверной мгле томительного бреда.

— Кто ты, воитель дерзкий? Дух тревожный?

Ты — Озимандия? Ассаргадон? Рамсес?

Тебя не знаю я, твои вещанья ложны!

Жильцы пустынь, мы все равно ничтожны

В веках земли и в вечности небес.

И встал тогда передо мной Рамсес.

…………………….

Сентябрь 1899

Я — жрец Изиды светлокудрой;

Я был воспитан в храме Фта,

И дал народ мне имя «Мудрый»

За то, что жизнь моя чиста.

Уста не осквернял я ложью,

Корыстью не прельщался я,

И к женской груди, с страстной дрожью,

Не припадала грудь моя;

Давал я щедро подаянье

Всем, обращавшимся ко мне…

Но есть в душе воспоминанье,

Как змей лежащее на дне.

Свершал я путь годичный в Фивы…

На палубе я утра ждал…

Чуть Нил влачил свои разливы;

Смеялся вдалеке шакал.

И женщина, в одежде белой,

Пришла на пристань, близ кормы,

И стала, трепетно-несмело,

Там, пред порогом водной тьмы.

Дрожал корабль наш, мертвый, сонный,

Громадой черной перед ней,

А я скрывался потаенно

Меж бревен, весел и снастей.

И, словно в жажде утешенья,

Та, в белом женщина, ждала

И медлила свершить решенье…

Но дрогнула пред утром мгла…

В моей душе все было смутно,

Хотел я крикнуть — и по мог…

Но вдруг повеял ветр попутный,

И кормщик затрубил в свой рог.

Все пробудились, зашумели,

Вознесся якорь с быстротой,

Канаты радостно запели, —

Но пристань видел я — пустой!

И мы пошли, качаясь плавно,

И быстро все светлело вкруг, —

Но мне казалось, будто явно

В воде распространялся круг…

Я — жрец Изиды светлокудрой;

Я был воспитан в храме Фта,

И дал народ мне имя «Мудрый»

За то, что жизнь моя чиста.

9 марта 1900

Что чувствовала ты, Психея, в оный день,

Когда Эрот тебя, под именем супруги,

Привел на пир богов под неземную сень?

Что чувствовала ты в их олимпийском круге?

И вся любовь того, кто над любовью бог,