Валерий Брюсов - Последние мечты

Висит, глядя, робка, бледна,

На буйства в оскверненном сквере!

Октябрь 1917

Злобный змей, зигзагом длинным

Раздевавший темень туч,

Чтоб, гремя, в лесу пустынном

Иль на склоне горных круч,

Ветви, поднятые дубом,

Серным пламенем Зажечь,

И, ликуя, дымным клубом —

Смертным саваном — облечь!

Змей, сносивший с неба, древле,

Прометеев дар земле!

Что таишь ты, стыд ли, гнев ли,

Ныне замкнутый в стекле,—

Сгибы проволоки тонкой

Раскалять покорно там,

Подчинись руке ребенка,

Осужден — в угоду нам.

И, струя лучи из шара,

Ветром зыблем над толпой,

Скрывшей ленту тротуара,

Пестрой, шумной и тупой,—

Чем ты занят? Иль, в причуде

Смутной грезы, веришь ты,

Что вокруг — вес те же люди,

Те же гулы суеты;

Что, как прежде было, сыты

Мясом мамонта, тебя

Славят пляской троглодиты,

Дико космы теребя?

В злобных лицах, в ярых взорах

Ты узнать бы ныне мог

Те же сонмы, для которых

Ты в былом сверкал, как бог.

Иль века виденье стерли,

И теперь, могуч и слаб,

Мыслишь ты: «Не на позор ли

Здесь я выставлен, как раб?»

И, без сил, влеком на угли

Длинным проводом, зигзаг

В небе помнишь ты, — нам друг ли,

Иль, горящий местью, враг?

1918

В ярком летнем свете,

В сквере, в цветнике,

Маленькие дети

Возятся в песке:

Гречники готовят,

Катят колесо,

Неумело ловят

Палочкой серсо;

Говорят, смеются,

Плачут невпопад,—

В хоровод сплетутся,

Выстроятся в ряд;

Все, во всем — беспечны,

И, в пылу игры,

Все — добросердечны…

Ах! лишь до поры!

Сколько лет им, спросим.

Редкий даст ответ:

Тем — лет пять, тем — восемь,

Старше в круге нет.

Но, как знать, быть может,

Здесь, в кругу детей,—

Тот, кто потревожит

Мглу грядущих дней,—

Будущий воитель,

Будущий мудрец,

Прав благовеститель,

Тайновед сердец;

Иль преступник некий,

Имя чье потом

Будет жить вовеки,

Облито стыдом…

Скрыты в шуме круга

Оба, может быть,

И сейчас друг друга

Погнались ловить;

И, смеясь затеям,

Вот несется вскачь

С будущим злодеем

Будущий палач!

Маленькие дети!

В этот летний час

Вся судьба столетий

Зиждется на вас!

Июль 1918

Ждать в детстве воскресенья,

Дня пасхи, рождества,

Дня именин, рожденья

Иль просто торжества,—

Какое восхищенье,

Когда вся жизнь — нова!

Зажгут в сочельник елку,

Мы раньше, вечерком,

Ее подсмотрим в щелку!

И в масках мы потом

Запляшем, втихомолку

Пугая целый дом!

И будем мы, при бое

Часов, под Новый год,

Записывать простое

Желанье в свой черед…

Зато нам ангел вдвое

Подарков принесет!

На масленой неделе

Кататься мы должны!

И утром чуть с постели,—

Вопрос: когда ж блины?

А голосом свирели

Поют ручьи весны.

Под пасху мать заставит

Нам волоса подстричь,

Но праздник все поправит…

Ах! пасха! ах! кулич!

Пусть вечером слукавит,

Катя яйцо, Лукич!

Но не довольно ль, впрочем,

И именин простых.

Мы поутру бормочем

Свой именинный стих,

А целый день хохочем

Среди друзей своих!

И даже день воскресный,

Когда уроков нет,—

Сияет, как чудесный,

Небесный чистый свет!

Так после влаги пресной

Солдат вином согрет!

Вы, праздники меж будней,—

Как звезды в груде страз!

Чем рок был многотрудней,

Тем слаще вспомнить вас,—

Рубинной, изумрудной

Алмазной, чем алмаз!

16 марта 1918

На веселой спевочке,

В роще, у реки,

Мальчик и две девочки

Говорят стихи.

Это — поздравление

Бабушке: она

Завтра день рождения

Праздновать должна.

Мальчик запевалою

Начинает так:

«Нашу лепту малую

Преданности в знак…»

И сестренки вдумчиво

Оглашают лес,

Вторя: «Детский ум чего

Просит у небес…»

Песенка нескладная

Стоит им труда…

А вблизи, прохладная,

Катится вода.

Рядом — ели острые,

Белизна берез;

Над цветами — пестрые

Крылышки стрекоз.

Реют однодневочки,

Бабочки весны…

Мальчик и две девочки,

Aх, как им смешны!

1918

Спи, мой мальчик! Птицы спят;

Накормили львицы львят;

Прислонясь к дубам, заснули

В роще робкие косули;

Дремлют рыбы под водой;

Почивает сом седой.

Только волки, только совы

По ночам гулять готовы,

Рыщут, ищут, где украсть,

Разевают клюв и пасть.

Зажжена у нас лампадка.

Спи, мой мальчик, мирно, сладко.

Спи, как рыбы, птицы, львы,

Как жучки в кустах травы,

Как в берлогах, норах, гнездах

Звери, легшие на роздых…

Вой волков и крики сом,

Не тревожьте детских снов!

1919

Бывают миги тягостных раздумий,

Когда душа скорбит, утомлена;

И в книжных тайнах, и в житейском шуме

Уже не слышит нового она.

И кажется, что выпит мной до дна

Весь кубок счастья, горя и безумий.

Но, как Эгерия являлась Нуме,—

Мне нимфа предстает светла, ясна.

Моей мечты созданье, в эти миги

Она — живей, чем люди и чем книги,

Ее слова доносятся извне.

И шепчет мне она: «Роптать позорно.

Пусть эта жизнь подобна бездне черной;

Есть жизнь иная в вечной вышине!»

1918

За годом год, ряды тысячелетий,—

Нет! неисчетных миллионов лет,

Май, воскрешая луговины эти,

Их убирает в травянистый цвет.

Пытливцы видят на иной планете,

Что шар земной в зеленый блеск одет;

Быть может, в гимне там поет поэт:

«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»

Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,

Обходит равнодушно зелень куп

И свежесть нив под возрожденной новью;

Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;

И изумруд весенних трав багрим,

Во имя призрака, горячей кровью!

1918

Гремя, прошел экспресс. У светлых окон

Мелькнули шарфы, пледы, пижама;

Там — резкий блеск пенсне, там — черный локон,

Там — нежный женский лик, мечта сама!

Лишь дым — за поездом; в снега увлек он

Огни и образы; вкруг — снова тьма…

Блестя в морозной мгле, уже далек он,

А здесь — безлюдье, холод, ночь — нема.

Лишь тень одна стоит на полустанке

Под фонарем; вперен, должно быть, взгляд

Во тьму, но грусть — в безжизненной осанке!

Жить? Для чего? — Встречать товарных ряд,

Читать роман, где действует Агнесса,

Да снова ждать живых огней экспресса!

16 ноября 1917