Марина Цветаева - Поэмы

Кровь с молоком кобыл

Степных… Тобольск, «Град-Царствующ

Сибирь» — забыл, чем был?

Посадка-то! лошадка-то!

А? — шапка высока!

А пустота под шапкой-то!

— С доставкой ясака.

Как — «краше сказок няниных

Страна: что в рай — что в Пермь…»

Казаки женок сманенных

Проигрывали в зернь.

Как на земле непаханной

На речке на Туре

Монашки-то с монахами

В одном монастыре

Спасалися. Не курицу —

Лис, девку подстерег

Монах. Покровско-Тушинский

Поднесь монастырек

Стоит. (Костлявым служкою

Толчок: куды глядишь?

В монастыре том с кружкою

Ходил Распутин Гриш.)

Казачество-то в строгости

Держать? Нашел ягнят!

Все воеводы строятся,

А стройки — все-то в ряд.

Горят! Гори, гори, Сибирь —

Нова! Слепи Москву-

Стару! Прыжками рысьими,

Лисьими — к Покрову —

Хвостами — не простыла чтоб

Снедь, вольными людьми:

Иванищу Васильичу

Край, Строгановыми

Как на ладони поданный.

Ломоть про день-про чёрн

Как молодицы пó воду —

Молодчики — по корм.

В такой-то — «шкуру сдергивай»

Обход — «свою, д…мак!»

Самопервейшим жерновом

Ко дну пошел Ермак.

Прощай, домоводство!

Прощай, борода!

Прощай, воеводство!

Петрова гнезда

Препестрого пуха,

Превострых когтей

В немецком треухе —

Гагарин Матвей.

Орел-губернатор!

Тот самый орел,

От города на три

Верстищи Тобол

Отведший и в высшей

Коллегии птиц

За взятки повисший

Петровой Юстиц-

Коллегии против.

Дырявый армяк.

Взгляд — смертушки просит.

— Кто? — Федька-Варнак.

Лежу на соломе,

Царей не корю.

— Не ты ли Соймонов,

Жизнь спасший царю?

(С ноздрею-то рваной?)

— Досказывать, что ль?

И сосланный Анной

Вываривать соль

В Охотске.

— В карету!

Вина прощена.

Ноздря — хоть не эта —

А приращена.

И каждый овраг

Про то песенку пел:

Как Федька-Варнак

Губернатором сел

Тобольским.

Потомства

Свет. Ясен-Фенист!

Сибирское солнце —

Чичерин Денис.

В границах несведущ.

Как солнце и дождь

Дававший на немощь,

Дававший на мощь.

Речь русскую «нате»-

Внедривший-словцом,

В раскрытом халате,

С открытым лицом,

С раскрытою горстью

— В морозной соли —

Меж Князем Обдорским

И Ханом-Вали.

…Зато уж и крепко

Любила тебя

Та степушка, степка

Та, степь-Бараба,

Которую — версты

Строптивых кобыл! —

Ты, ровно бы горстью

Соля, — заселил.

— Сей, дяденька, ржицу!

Тки, девонька, холст!

В тайжище — в травище

— Ужу не проползть —

В уремах, в урманах

— Козе не пролезть —

Денису Иванычу

Вечная честь.

Так, каждой хатенкой

Равнявшей большак,

Сибирский Потемкин

С Таврическим в шаг

Шел.

Да не споткнись шагаючи

О Государства давешний

Столп, то бишь обесчещенный

Меньшикова-Светлейшего

— В красках — досель не умерли! —

Tруп, ледяную мумию

Тундры — останки мерзлые

Меньшикова в Березове.

(Без Саардамским плотником

Данной, злорадством отнятой

Шпаги — в ножнах не нашивал! —

Только всего-то навсего —

Тундра, морошка мражена…

Tак не попри ж, миражными

Залюбовавшись далями,

Первого государева

Друга…)

Где только вьюга шастает,

Кто б меня приласкал,

Седу? Тобольск, Град-Царствующ

Сибирь, чем был — чем стал!

Как еще вживе числятся-то,

Мертвых окромя,

Tвои двадцать три тысячи

Душ, с двадцатью тремя

Церквами — где воровано,

Tам молено, казак! —

С здоровыми дворовыми,

Лающими на кряк

Кареты предводительской

В глиняной борозде.

С единственной кондитерской

— Без вывески — в избе…

Не затяни ошибкою:

«Гроб ты мой, гроб соснов!»

С дощатою обшивкою

Стен, досками мостков

И мостовых… И вся-то спит

Мощь… Тёс — тулуп — сугроб…

Тобольск, Тобольск, дощатый скит!

Тобольск, дощатый гроб!

Медон, 1930

Обронил орел залетный — перышко.

Родился на свет Егорий-свет-Егорушка.

Ликом светлый, телом крепкий,

Грудью — ёмкий, криком — громкий.

Обоймет — задушит.

Десять мамок сушит.

Поет мамка над колыской,

Поет нянька над колыской:

«Ты лежи, сыночек, тихо,

Серый волк, сыночек, близко!

Придет серый волчок,

Схватит <���Ерку> за бочок!

Так уж спи, мой свет-Егорий!»

А сосун из люльки вторит:

«— Придет серый волчок,

Схватит няньху за бочок!»

— Спи, сынок, голубок!

Тот встает на дыбок.

— Спи, сыночек! — А тот

Няньке пятками в рот.

И на том спасибо:

Всех зубов не выбил!

Ходи тихо, ходи низко —

У Егорья три колыски.

Перва ивова была:

Сама матушка сплела.

Так ее наш сокóл

Всю по прутику расплел.

Расписная да резная —

Вот колысочка вторая.

Часу в ней не пролежал:

Разом в щепья изломал!

Увязала гривну в узел,

Пошла матушка на кузню:

— «Наших слез поубавь.

Колыбелочку нам справь,

Чтоб сыночек наш пригожий

Ее в год не раскорежил!»

Пошла в кузнице горячка,

Идет мать-молодка с качкой:

Красной кованою —

Кузнецовою.

Весом: пять пудов с половиной.

Положила в нее сына.

— Ходи вверх, ходи вниз! —

Как скорлупочку разгрыз.

И глядит на свет Господень

Оком огненным.

То не ветер расшумелся над ветлами —

Вспоминает молода — орла залетного.

Не простого-то орла — златопёрого,

Ну, с которым-то она — от которого…

Вспомнить — грудь кипит!

Позабывши стыд —

Волком взвыть бы, да нельзя: сыночек спит!

Не кричит — знать сыт.

— Вспомнить — грудь кипит! —

Что ж так тихо нынче спит-не храпит?

С лавки скок: — Сы — нок!

Качку толк: Что — смолк?

Да вся кровь с лица: колыска пуста!

Туды-сюды:

Под качкой — нет,

Под лавкой — нет,

Скок нá печь — нет!

Аж в кадку — дно

Пытать багром

Пошла, аж вилами навоз

Перетрясла — как волк унес!

Аль Полунощница в нору

Сгребла, зажав в переднике?

И — воем — по всему двору:

— Мой первенький! — Последненькый!

Месяц ясный,

Звезды частые,

Беда-беда страшная!

Заколи меня, несчастную,

Заря-заря красная!

Ох, знак на правом на плече

Родимый, щечки-зарева!

При светлом месячном луче

Как есть — по травочке одной —

Все сено перешарила.

В хлев толканулася: петух

В сердцах вскричал. — Овечий дух

Ей в нос — с какой-тo смесью.

Взошла — за нею месяц.

И тычет ей перстом: Гляди!

Глядит: а хлеву посреди

— Так в нос и вдарил запах! —

Сама — с Егоркой в лапах!

А малый-то ее в живот!

Так приналег — аж треск идет!

Причмокивая лихо,