Марина Цветаева - Стихотворения 1916-1920 годов

Дай-кось я с ним рядом ляжу…

Зако — ла — чи — вай!

Декабрь 1920

Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!

То шатаясь причитает в поле — Русь.

Помогите — на ногах нетверда!

Затуманила меня кровь-руда!

И справа и слева

Кровавые зевы,

И каждая рана:

— Мама!

И только и это

И внятно мне, пьяной,

Из чрева — и в чрево:

— Мама!

Все рядком лежат —

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был — красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был — белый стал:

Смерть побелила.

— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!

Аль у красных пропадал? — Ря — азань.

И справа и слева

И сзади и прямо

И красный и белый:

— Мама!

Без воли — без гнева —

Протяжно — упрямо —

До самого неба:

— Мама!

Декабрь 1920

Крест, на каком-то собрании, сорванный с груди солдатом и надетый на грудь Керенскому. См. газеты лета 1917 г. М. Ц.

Бальмонт, выслушав: — Мне не нравится — твое презрение к девке! Я — обижен за девку! Потому что — (блаженно-заведенные глаза) — иная девка… Я: — Как жаль, что я не могу тебе ответить: — «Как и иной солдат…»

NB! с ненавистью — как мне тогда показалось, и весь этот стих — ответ на этот — классовой ненависти — взгляд. М. Ц. — 1938 г. — при переписке.

Рассказ владимирской няни Нади.

Богема (фр.).

«Не раскидывайте мои письма!» (фр.)

NB! Птицы были — пьяные.

NB! Я уже тогда поняла, что это: «Да, и солдаты должны чистить своих лошадей!» (Москва, лето 1917 г. — речь на Московском Совещании) — куда дороже всего Керенского (как мы тогда говорили).

Красавец мрачный! (фр.)

Красный флаг, к<���отор>ым завесили лик Николая Чудотворца. Продолжение — известно (примеч. М. Цветаевой).

Поили: г<���оспо>жу де Жанлис. В Бургундии. Называлось «la miaulée». И жила, кажется, до 90-ста лет. Но была ужасная лицемерка (примеч. М. Цветаевой).

Любили (примеч. М. Цветаевой).

NB! Очевидно, нужно понять: Бог всё-таки прав, прав — вопреки

Моя вторая дочь Ирина — родилась 13-го апреля 1917 г., умерла 2-го февраля 1920 г. в Сретение, от голода, в Кунцевском детском приюте.

Дни, когда Мамонтов подходил к Москве — и вся буржуазия меняла керенские на царские — а я одна не меняла (не только потому, что их не было, но и) потому что знала, что не войдет в Столицу — Белый Полк!

Господу — мою душу,

Тело мое — королю,

Сердце — прекрасным дамам,

Честь — себе самому (фр.).

NB! Если бы дровосеку! (примеч. М. Цветаевой)

Правила хорошего тона, осанка (фр.).

NB! Даже труд может быть — отвратителен: даже — чужой! если он в любовь — навязан и в славословие — вменен. М. Ц. — тогда и всегда.

Здесь: бывшему из бывших (фр.).

В Москве тогда думали, что Царь расстрелян на каком-то уральском полустанке (примеч. М. Цветаевой).

NB! Эти стихи в Москве назывались «про красного офицера», и я полтора года с неизменным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов.