Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения
- Название:Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Время»0fc9c797-e74e-102b-898b-c139d58517e5
- Год:2008
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9691-0280-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения краткое содержание
"25 января 2008 года Высоцкому, спорить о котором не прекращают и по сей день, исполнилось бы 70 лет. Это издание – первое собрание, сделанное не «фанатами», но квалифицированными литературоведами (составители – Владимир и Ольга Новиковы): все тексты являются выверенными и снабжены комментариями. «Собрания сочинений бывают у многих авторов, но не всегда количество переходит в качество. Только в счастливых случаях произведения одного автора образуют своего рода библию („библии“ по-греч. – „книги“). В случае с Высоцким это получилось. Мы еще не раз откроем его четырехтомник, чтобы искать ответы на вопросы третьего тысячелетия».
Вл. Новиков
Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Всем нам известные уроды
(Уродам имя легион)
С доисторических времен
Уроки брали у природы, —
Им апогеи не претили
И, глядя вверх до слепоты,
Они искали на светиле
Себе подобные черты.
И если б ведало светило,
Кому в пример встает оно, —
Оно б затмилось и застыло,
Оно бы бег остановило
Внезапно, как стоп-кадр в кино.
Вон, наблюдая втихомолку
Сквозь закопченное стекло —
Когда особо припекло, —
Один узрел на лике челку.
А там – другой пустился в пляс,
На солнечном кровоподтеке
Увидев щели узких глаз
И никотиновые щеки…
Взошла Луна, – вы крепко спите.
Для вас – светило тоже спит, —
Но где-нибудь оно в зените
(Круговорот, как ни пляшите) —
И там палит, и там слепит!..
Ах, дороги узкие —
Вкось, наперерез, —
Версты белорусские —
С ухабами и без!
Как орехи грецкие
Щелкаю я их, —
Говорят, немецкие —
Гладко, напрямик…
Там, говорят, дороги – ряда пó три
И нет дощечек с «Ахтунг!» или «Хальт!».
Ну что же – мы прокатимся, посмотрим,
Понюхаем – не порох, а асфальт.
Горочки пологие —
Я их щелк да щелк!
Но в душе, как в логове,
Затаился волк.
Ату, колеса гончие!
Целюсь под обрез —
С волком этим кончу я
На отметке «Брест».
Я там напьюсь водички из колодца
И покажу отметки в паспортах.
Потом мне пограничник улыбнется,
Узнав, должно быть, или – просто так…
После всякой зауми
Вроде «кто таков?» —
Как взвились шлагбаумы
Вверх, до облаков!
Взял товарищ в кителе
Снимок для жены —
И… только нас и видели
С нашей стороны!
Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу!
Они – рукой подать – наискосок…
Так я впервые пересек границу
И чьи-то там сомнения пресёк.
Ах, дороги скользкие —
Вот и ваш черед, —
Деревеньки польские —
Стрелочки вперед;
Телеги под навесами,
Булыжник-чешуя…
По-польски ни бельмеса мы —
Ни жена, ни я!
Потосковав о ломте, о стакане,
Остановились где-то наугад, —
И я сказал по-русски: «Прошу, пани!»
И получилось точно и впопад!
Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Всё, что подают.
Напоследок – сладкое,
Стало быть – кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай.
А панночка пощелкала на счетах
(Всё как у нас – зачем туристы врут!
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал не помню сколько злотых
И проворчал: «По-божески дерут»…
Где же песни-здравицы, —
Ну-ка, подавай! —
Польские красавицы,
Для туристов – рай?
Рядом на поляночке
Души нараспах —
Веселились панночки
С граблями в руках.
«Да, побывала Польша в самом пекле, —
Сказал старик – и лошадей распряг… —
Красавицы-полячки не поблекли —
А сгинули в немецких лагерях…»
Лемеха въедаются
В землю, как каблук,
Пеплы попадаются
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая —
Неживой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.
В мозгу моем, который вдруг сдавило
Как обручем, – но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови…
Дрались – худо-бедно ли,
А наши корпуса —
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли —
Рвались как один, —
И танкисты плакали
На броню машин…
Военный эпизод – давно преданье,
В историю ушел, порос быльем —
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нем.
Почему же медлили
Наши корпуса?
Почему обедали
Эти два часа?
Потому что танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утерли нос!
А может быть, разведка оплошала —
Не доложила?… Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!
Лес ушел, и обзор расширяется,
Вот и здания проявляются,
Тени их под колеса кидаются
И остаться в живых ухитряются.
Перекресточки – скорость сбрасывайте!
Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те —
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!
Я клоню свою голову шалую
Пред Варшавою, пред Варшавою.
К центру – «просто» – стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.
Вот она – многопослевоенная,
Несравненная, несравненная!
Не сровняли с землей, оглашенные,
Потому она и несравненная.
И порядочек здесь караулится:
Указатели – скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться:
Выясняю, чтоб не обмишулиться.
А по-польски – познания хилые,
А старушка мне: «Прямо, милые!» —
И по-нашему засеменила, и
Повторяла опять: «Прямо, милые…»
…Хитрованская Речь Посполитая,
Польша панская, Польша битая,
Не единожды кровью умытая,
На Восток и на Запад сердитая,
Не ушедшая в область предания,
До свидания, до свидания!
И Варшава – мечта моя давняя,
‹До свидания, до свидания!›
Когда я отпою и отыграю,
Где кончу я, на чем – не угадать?
Но лишь одно наверное я знаю:
Мне будет не хотеться умирать!
Посажен на литую цепь почета,
И звенья славы мне не по зубам…
Эй, кто стучит в дубовые ворота
Костяшками по кованым скобам!..
Ответа нет, – но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы.
Но вот над изгородью замечаю
Знакомый серп отточенной косы…
Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу.
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока – и выбегу в грозу!
Вот в плащах, подобных плащ-палаткам, —
Кто решил ‹в› такое одевать! —
Чтоб не стать останками, остатком —
Люди начинают колдовать.
Девушка под поезд – все бывает, —
Тут уж – истери не истери, —
И реаниматор причитает:
«Милая, хорошая, умри!
Что ты будешь делать, век больная,
Если б даже я чего и смог?!
И нужна ли ты кому такая —
Без всего, и без обеих ног!»
Выглядел он жутко и космато,
Он старался – за нее дышать, —
Потому что врач-реаниматор —
Это значит: должен оживлять!
… Мне не спится и не может спаться —
Не затем, что в мире столько бед:
Просто очень трудно оклематься —
Трудно, так сказать, реаниматься,
Чтоб писать поэмы, а не бред.
Я – из хирургических отсеков,
Из полузапретных катакомб,
Там, где оживляют человеков, —
Если вы слыхали о таком.
Интервал:
Закладка: