Анатолий Домашев - Овидий и диво

Риму — Рим, а миру — мир.
«У моря рому
я дал главу, вал гладя:
и
лавры вырвал,
обид ибо
боле, чем в мече лоб.
Я — рог горя…»
Витии пером он речь. Черно море, пиит, и в
зореве роз
закат — ак аз.

Озеро Резо —
дур пруд,
зал глаз.
Хохот — ох, ох!
«Мыло — голым!»
О-хо-хо!
А-ха-ха!
У Гере — баня на берегу,
а
стен — нет-с.
Тела — балет!
Мужи — жум,
и нагиши — шигани!
А бабы — баба:
гам, шуму шмаг,
хохот — ох, ох!
И-хи-хи!
К избе — бзик,
топот
и
того — гогот.

И
тут
Овидий и диво
видит и див.
А диво вида —
лун краше. Шаркнул.
Косы девы — веды сок,
нежен!
Тело — полет!
Им от сил истоми
меня — я нем.
Ноги — на лани гон.
И волос соловьи
у живота-то вижу.
Но соло голоса
выводит и довыв:
«Алела я раз, как заря алела…»

В
черепе — речь;
в речи — червь:
«А ведь дева…»
Череп, перечь!
Но он
черен мне речь.
А, зараза!
Не диво — виден
пуп
да зад,
а розы зора.
У
девы ведь
и розы — зори.
Ен не
лето хотел
иметь теми,
а тело лета —
дебело лебедь.

Овидий и диво,
яд жаждя,
от семи и место:
— А буду у дуба.
— Будь, дуб…
— Буду дуб.

Нищ — нежь женщин.

И дара ради
у скифа на фиксу
липу купил.
Ладе дал, Ладе дал.
Е-хе-хе!
Жадна баба. Бандаж.
И след делси:
не муж умен,
а баба.

Лебедь Ясе сяде бел
на кукан.
Ударит тираду
он теперь трепетно,
во! — соло голосов.
Тени нет,
а ниши тишина.
Речевой, о вечер!
И
ало — колокола…
А золото то — лоза.

А кара рака, а кара рака…
Во — миф Ефимов.
— Тю! А вызяб он! — Обязывают…
— Бузина — ни зуб.
— Кабы, рыбак,
бацнуть тунца б…
— А цо? Хоца?
То иди, идиот,
и деву веди…
— Кабы решить тише, рыбак,
а то неучем мечу енота.
— И тропу веди, и деву порти!
— Тс!.. У, куст!..
— Хорошо… (Шорох).
Учел — лечу.

Ё-о-о м-о-о-ё!..
Дева Вед!
Идет — еди.
К
балке текла б…
А соло голоса
выводит и довыв:
«Алела я раз, как заря алела…»
И лад вдали.
А диво вида:
тога, фагот
и — рог гори.
Фуга — «Гуф»!
Коря теку — букет ярок:
— Королева! Навело рок
на вас, как саван!
Увижу — живу.
Удубени и не буду
я стараться…
— Пить, тип,
вино нив
будем?.. — Мадам, меду б!..
Голоден! — Не долог…
Дался слад.
О, ласкал ак сало!
Не девы в пуп пуп выведен,
а розы зора.
А ценил сам — масленица.

А в два —
утро ко рту.
Казак!
Бур, груб
едет, еде.
Бережно — конь жереб.
— Я — Славич! (Наказ заканчивался).
Чиж, Ян, Княжич.
Он ревнив, ин верно:
в оке — вытупь путы веков
Яр псарь. Распря.
И
он розог озорно,
кипу пик
и
лавры вырвал.
Ужас: сирень — не рис сажу.
Дарениям я и не рад.

Плотно кокон толп.
— Ирой, ори!
(Увидел еле Диву).
— Нагы цыган,
ударь Раду!..
Сунь им в минус!
Так, кат?
Но за ними — Назон:
— Вы — раздора народ… зарыв…
Они к нему. Но он — умен. (Кино!)
— Я, дядя…
— А куды, дука,
зело лез?
— Я не лез в зеленя,
я нем… а меня…
— А для лапал, ялда?
— Ен не
лапал!..
(и-хи-хи…)
Я — рев зверя.
— Цыц!
Вершит, ишь, рев.
Удивлял, а валял виду.
Обмен нем бо
и
на день не дан.
— И о перси с репой
не облажал боен
и чести: бить, сечи!
Еще и еще.
И
били б.
Не зело полезен.
Но он,
казак,
лишил
о лед дело.
Иже в сентябре все свербят не свежи,
а
тут
ак беда — все свадебка.
И рок кори,
и
беду судеб.
А
Риму — Рим, и миру — мир:
мол, сам жен нежь маслом.
Как бы б как.