Владимир Гершуни - Радуги мигу дар

У моря не ревизор гулу гроз, и верен я рому!
Асу рапортую, опьянен — я пою утро, паруса
и китоботики.
О видение! И не диво?
Или — море сна?.. Море! О, мое романсеро! Мили
уже режу
мотоботом,
одно рьяно гоня рондо
вод — адоворохи, хоровод адов
моторов, водоверти пик! — и кипит рев водоворотом,
смял клямс
и гнет стеньги,
гнет и битенг,
и ералашем смешала реи
и лес рам, — и лес, и лисели, марсели…

Яро мы боролись — силоробы моря,
мореходы — в выдохе ром!
Ах и лисы, рыси! Лиха
сила-темногон! Метались,
как
ада чада:
«SOS! SOS! SOS!»
Ах и лиха
сила вод… О, довались
мотоботом!
А были вынесены в илы, ба! —
то бот
летел в адоверчи чрево, да влетел
в ила залив.
(Я еле, белым, влетел, в мыле белея,
а рутина мук былую улыбку манит.) Ура
необоримым! В атомы вымотав, мы миробоен
и ига мономагии
мир — гримасу с Иисуса, мир-грим,
вымыв —
мир адоворотом моторов одарим!
Магии максириска мигам,
юнг огню —
ура! День, гори! Мир огнедару
иеромагии, ига морей,
маревоверам
яромира, зари моря!
Кабак
воледелов
хорош, тесен — лавина и лава лиан, и вал несет шорох…
Нам уши Шуман
радовал, славя вал-славодар,
как
жен одаряя — Радонеж.
И мачтами, и матчами
манит, и нам
море, мир — примером.
Я о матче мира — пари, мечта моя,
и муз изуми!

Мудри, мир дум,
соли силос,
икоты вытоки!
А нам у того, в озере, березового тумана
утра — замер, омыт, серебрян яр бересты морем; азарту
ли сиянья и сил
удивяся, виду
мира, — доведя, дев одарим —
мы ли милым
мир берестой отсеребрим!

Отмечтав — и виват! — чем-то
мы дики: гики, дым —
игру пурги,
метель плетем!
Мир окурим и мир укорим,
мишуря, уходим и до *** рушим;
дел сих арт-страх и след,
и ига мира дар и магии —
манит к тинам
ада,
и чёрту глаза лгут речи
оговору сурового,
которыми наго поганим мы роток,
и чёрта морали мил аромат речи.

— Такси искать?
Ведь мода — на дом дев… —
Она: — Да, но…
Мм… гмм…
А та ль плата? —
Я: — А какая
такса ласкать?
— Кир и чирик.
А на
улице дам за грош — оргазма децилу.
Я: — О моя
Медея, едем!
— О, едем, Амедео!
А ты-то
от кого, кто?
— Я лично камикадзе в законе Цоя
оценок, а звезда Кима. Кончил я
кафефак.
— Фак-шлак! А факал шкаф?
Как?
Мебель ль ****?
— Эхх-кххе…
— На мотор! Элите в сером юморе светил, эротоман?
— Ахх-кхха…
— А Ким около сатиры потуг, и фигу топырит, а соло — комика. —
Ну, «фиат» — тайфун!
Езда — Кима кадр, орда камикадзе!
(У дивана, на виду —
залазь.
О, к ноге легонько!..)
Она: — Рано,
цыц!
Шевро порвешь.
А дома дам, о да!.. —

… О вине лениво.
А дама: — Ты тамада!
— Еще? —
А цаца
алела:
— О, да не надо! —
Ей не претило ли терпение?
Аха-ха!
На вид ангел, а лег на диван —
мечта! Дал бог обладать чем,
и игрой оргии
ее
честь отсечь —
девчонка как ночь ведь!
Вот, на: блеск аксельбантов —
тело пери, мир эполет,
а ноги пери — мир эпигона,
и с репу перси,
и мак — сосками,
а руки пери — пир Эпикура!
Ну, чара — карачун!
— А? Да-да, Лукулла, да-да… —
О видео-ню, о юное диво!
— Эххк-ххе…
Милашка, как шалим?
— Мода задом. —
(Ого,
и ей
о моде ведомо!)
Но Дадон —
еле-еле…
О лихолетье — тело хило!
Напречь силы — пыл исчерпан.
И гений неги
силился… Слились…

— Еще! Еще! —

… Еле-еле.
Тела шок — ошалеть!
Но свились, осилив сон.
Тел переплет.
А мед Эдема
течет,
а сор Эроса
летел —
жарко, мокр, аж
как
лето потел.
— Тише, псих! Ох и спешит!
— Эрогения бес, я и дев учу, мучу ведь и я себя — и не горе!
— Ах, херогений! Не горе, ха! —
А хер гнал план греха,
ох и лихо!
Он не опух упоенно —
жалил и пилил, аж
ад укорял, ахал яро, куда

синепенис
лазил и лизал
у дна манду.
Ишь, ударила лира души!
Ишь, оргазм за гроши!
Отлично кончил-то!

Еще
силились…
Хо, мечтатель, а летать чем? Ох,
деводум-деводёр-бредовед-мудовед!
Мечтать чем?
Мечен, а нечем!
Но вон,
ага:
наг рот — орган
целок, — колоколец
«ала-ла-ла».
Там оралисток и чёрта мат, речь икот — сила, аромат!
— А, кунак? А ну-ка,
усосу!
— О видео-мисс, о соси мое диво!

Немота. Томен
рот. А рот — оратор.
Да рот от трепа заперт — то-то рад!

Акт — сила! Рот — органа грот: оралистка.

Конец сценок.
Утро. Во рту
солило, скисал классик. Солилось
ему в уме:
на вот — огуляв ее, вял, уготован
к Олимпу — томен и немо туп, милок —
лингвист сив, гнил.
Он вял явно.
Он нем, томен, нем отменно,
он нем, именно.
Шабаш!
Акт-осечка — как чесотка.