Владимир Гершуни - Тать
- Название:Тать
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Гершуни - Тать краткое содержание
Палиндром (в переводе с греческого — бегущий назад) — слово или стих, одинаково читаемый как слева направо, так и справа налево.
Владимир Гершуни создал невероятную палиндромную поэму «Тать»… В ней жгут усадьбы, грабят, топчут, свищут, мстят, огнемечут… По своему строю и речевой лексике она вроде бы перекликается с хлебниковским «Разиным», но по содержанию более сложна и образна. Это уже не эксперимент со словом, а полноценное художественное произведение.
Тать - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Владимир Гершуни
СУПЕРЭПУС
Сочинитель перевертней независимо от собственного желания не ведет за собой слово, а сам идет за словом, как за сказочным клубком… Работая в этом жанре, автор почти никогда не знает, куда катится клубок. Зацепившись за какое-либо слово, он и за минуту не предвидит, каким оно рассыплется спектром, — здесь играет некая радуга-калейдоскоп, в ней то и дело перемешиваются все цвета…
…В период триумфального шествия нашей политпсихиатрии (1969–1974 годы) автор убедился, что для здорового человека, надолго помещенного в желтый дом, составление перевертней — лучший способ спастись от сумасшествия. Эти упражнения, интеллектуальные, почти как шахматы, и азартные, почти как карты, до отказа заполняют досуг, стерилизуют сознание от всего, что могло бы ему повредить, перестраивают структуру мышления таким образом, чтобы оно было постоянно и прочно избавлено от изнуряющей его губительной зацикленности на ближнесущных проблемах, которые для зэка спецпсихтюрьмы могут стать причиной духовной, моральной, а то и психической катастрофы. В отличие от обычных тюрем в желтой тюрьме человек не только заживо погребен, но погребены и его мысль, его дух — в той обстановке беспросветного, идеального бесправия, которую не пробивают даже активная поддержка и защита извне. Там постепенно исчезает желание и способность к чтению, адского напряжения ума требует писание даже коротких писем. Деформируется восприятие реального, и сюрреалистическое, кафкианское делается доступным и близким — но не так, как для ребенка волшебная сказка, мобилизующая хоть небольшие усилия воображения, а так, как во время бреда галлюцинаторные образы, в реальности которых больной не сомневается… В этой атмосфере Босх и Дали убедительнее Репина, Бодлер читается так же легко, как Михалков… Мировосприятие, порождаемое желтой тюрьмой, обрекает на модернизм.
Я все это рассказал, чтобы объяснить, в какой творческой атмосфере (это может разуметься и в кавычках, и без кавычек) проходили мои занятия перевертнями…
ТАТЬ
Палиндромическая поэма
1
Дорога за город.
Топот! Топот!
А речь у кучера —
ах, и лиха! —
«Ого-го-го-го-го!»
И воззови,
и кричи Каурому — одурь! Аж в жару, до умору, аки чирки!
О, летело поле! Село полетело…
Ток… Скот…
Овин… Жниво…
А мы дворов, дыма —
о, мимо! Мимо
коров да задворок —
оле, чмокалка! Мне дар кутилы пылит (украден маклаком)! Чело
тинет с жару, кураж стенит…
И лад в дали,
диво — вид!
Ольха… Полынь… Уныло пахло…
Мята… Тьма на воле перепелов… А нам, татям,
ах, ето пело поле! Потеха!
Ревел клевер
о лесе весело
и о воле еловой —
и летят ели!
Но! Но, Каур! Я еду к Кудеяру. А конь — он —
ну как скакун!
Силач! Мы мчались
и летели —
ох и лихо!
……………………….
Я с лавры вырвался —
о мати! Тамо
и кони — как иноки…
И лети, богопасом, амо сапог обители —
мати несет, оле, зело тесен. И там
сени демон ономедни нес
сорома морось,
лепо сопел,
манил: «О, воли нам!»
……………………….
Липок дьявол, слов яд копил —
нож оно, нож! Олово ль слово? Ложь оно, нож! Он
воспел о воле псов!
«Шарашь
потоп!»
И летели
плотины древ, таче в утече мечет, увеча твердыни толп
воров
и черни, будто терпит и прет от дубин речи
и трепа паперти —
ух, и прет в терпиху,
яру душу дуря,
яро в омут умов оря,
маня, ловя, воззовя: «Воля — нам!
Раба — на бар,
а на раба — барана!
Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот!»
О вера — зарево!
Ее
тот
ли, буесловя, дьявол се убил?
2
Нам атаман,
как
иерей,
мир указал. А закурим —
мир озарим и разорим!
Миру курим
мы дым!
Ужас, как сажу,
метем!
Яро горя,
беда с усадеб
тень холопий полохнет…
Миру душу дурим!
Мишуру рушим!
Отчины — ничто!
Мир обуян — гори! Пир огня — убор им!
Мори пиром!
Уничтожь отчину! —
Вознесен зов,
зов к силе. Пели сквозь
топот
и рев двери,
ярость соря!
Восплах ахал, псов
яро хорохоря.
О, до
жути пир хмелем хрипит уж,
и смеемси,
аки на пиру до одури паника,
и харь пот, рев. И носились они, вертопрахи,
и кнезь таращил, ища рать, зенки:
«Ущерб обрещу!»
Яра харя,
как
у худого духу,
отупел сослепу-то!
А рать стара.
Лелеет ее Лель,
Лель одолел.
(Или опоили?)
Но стереть сон
могим мигом!
Но сметем сон —
да в ад!
Ад — жар. В ту темь и мороку ало зияя, и зола — укором, и метут вражда,
угар бед, где брагу
ту сосут,
чем течет меч.
Елозь в золе,
адороба борода!
Ад — жажда!
Ад — еда!
Туда пира цари падут —
ада ртов отрада!
Их и
давили, в ад
маня, ров дворянам
вырыв,
умереть в терему
велев
им. А чем велев? Мечами!
Им, аду пира, дари пудами
и не цени
вора даров!
Мир обуян — гори! Пир огнями убор им
несет, мир им тесен!
Наш меч ал. Плачь, емшан…
3
Ого — нюх юного!
Шиш,
молокосос! Соколом
он туго, могутно
у терема замер: «Ету
уведу деву».
«Али мила?»
«Я ея,
утушку-цацу… к шуту!»
Окно — теньк! О, в окне — тонко:
«А-а! Мама-а!»
И тати:
«Аха-ха-ха!
и ее, и
матушку-маму… к шутам!
Им алеть телами!»
Ала в хуле телу хвала!
…Он, ковров не видя — дивен вор! — в окно:
«О, ты-то
иди.
Али сдала, лад-сила?»
Зело пьян, я полез.
Я-то хотя
доломан, а молод!
«А-а! Ма-ма-а!»
«Цыц!»
Атата!
О, да не по жопе надо!
Он сапогом ее мог, опасно —
он кован. Она — в окно,
от хором… О, к саду — тенью… Не туда скоморох-то!
Ее
и нет! Куда скакнула шалунка! К саду, к тени —
ищи
ее,
шиш,
ухарь праху!
И в ольхах лови,
как
у хат птаху.
У, взял язву!
Юла! Шалуну сунула шалью —
и в рожу, и в рот! — «Оторви ужо, рви
от сучьев!» — «Увечусь-то!»
Ах он, аноха!
Лапал —
ручища! — «Тащи!» — «Чур!
Ручищи, чур!
А-а! Ма-а-ама-а!»
Но ее он
унес к сену —
яти дитя.
Ещё-то ко тёще
тащат!
Но он
лишь ету цацу тешил.
О, вот сила ж! Сжал истово —
сила вола! Баловались…
Сила! Сосватались! Сила-та! Всосались!..
Вот суку-мать, аще теща — там у кустов…
И орет! Ерои
ети — зяти-витязи те!
Еть ее, во соитии опоити — осовеете!
Ах, ето потеха!
Мама хамам:
«Саван на вас!»
Но взлетел звон
меча… Зачем?
Не обуян я у боен.
У ребят я беру
ее
и зову юного, гоню: «Увози».
А, к шутам! Им она мать, а с атаманом и матушка!
Молодися с идолом!
Отселе велес-то
недале — на деле, ано наворовано на-еле. Да, неладен
идол! Плоди
котят-татяток!
4
Не вилы — ливень
сено понес
и мял емшан со сна шмелями
и маки с усиками.
Се, воя, с ливня пьян, вился овес,
оторопело поле порото,
оно
мокло волком
и ныло. Мечут в туче молыньи,
моргая, а гром
мир оглашал: «Горим!
Я славен! — гневался. —
Я Илия!
Яро в туче лечу, творя
потоп
ада пен, горимир огнепада —
иду, гроз вперив свиреп взор!» Гуди,
летатель
гор! Ветра, жарьте в рог!
Лети, но гори, мирогонитель,
и, опьянев, звеня, пой!
Небу бубен
и радугу дари!
Иди!
«И иду!» — Буди, и
дебри, мир бед,
как
тень гор, дрогнет!
Интервал:
Закладка: