Виктор Авин - Чуть-чуть высунув язык (сборник стихов)

А ты помнишь, в детстве, в подмосковье?
Не в Мошкве паскудной а на даче
с папой вы дурачились на речке
собирали кувыркаясь одуванчики.
Я уверен собирала на поляне
И по-детски щечки — дула, дула
парашютики летели на тот берег
А из речки хвостиком акула
щука местная, сто лет ей… загадала
Танька себе много много щастья
и вплетала в одуванчики по песенке
голосок ее высОко в небо, лесенкой
беспокойно Тане но и сладко так
сжала Таня ноженьки в коленках
и склонила русы волосы на гольфики
отражается в воде и шмыг-шмыг — носиком
а веночек из руки-то в воду выпал сам
все плывет, а к ней на парашютиках
Опускаются во сне: мужчина, братик
муж, любовник и отец с работы
в общем — «Авин» — взвод морской пехоты
А навстречу — ПАПа, ПАпа, Папа, папа!
По небу идет с велосипедом
выбирает Таньке одуванчик
чтоб сплела себе венок, в саду, за ланчем
в пончо, молоко пила холодное, с брусникой
Под венцом стрижи чирикали, на даче
С чердака Оно всех обводило оком…

… Так жил никто в пустой хрустальной вазе
Так вербы веточка трещала на заре
Так жаден был огонь на алтаре
Так беден был уют в счастливом доме
Так я любил ее
На выжженой траве.
Так между кочек у грибницы запах терпкий
Так тетерев токует по тетерке
Так цапля за лягушкой важно ходит
Так солидолом пахло на заводе
Так я любил ее
На выжженной траве.
Так воротник цеплял на шее родинку
Так вход в пещеру баловал джакузи
Так Тузик лопоухий полз на пузе
Так я любил ее, на выжженной траве
Полоску пашни для моей могилы
Пока не появилась ты…

Куколка из Таллинна
в розовом купальнике
движется по комнате
И скромно улыбается…
Но если навзничь упадет
ты с ней дружок намаешься.
Она не морщит свой лобок
в истерике не бьется
ногами держит потолок
и никогда не гнется,
не просит денег на еду
команды ловит на лету…
Разденься, хлопни и скажи:
«А еще любите меня, за то, что умру!»
И тогда:
Взорвется прожилками вен пластмассовый корпус!
Раздвинут шарниры колен пространственный доступ!
Стальные пружинки растянут зрачок!
В последней конвульсии вздрогнет живот!
И руки замкнут смертельный захват,
и на прилавке под давкой
различных моделей пушистых котят
сверкает новинка
«Кукла Дафни — дочь Хеопса. И ее друг Щелкунчик
в позе Лотоса…»

Не умирай, мой белый «аист», от тоски
Не умирай — еще горят твои соски
От прикасания, от спермы до зари
От поцелуя в зубы, в сую и в висок
Не вымирай, мой друг-подруга, «мотылек»!
Оставь мне это дело для души
Оставь мне свое тело и туши
Картофель с мясом или клубни без ботвы
И кровь с полосками говядины-стихов.
Не умирай, ведь знает дверь — я был таков
Твой ласковый и нежный тайны Чаун.
Не умирай — я не рифмую к «двери» — «зверь»
Алигофрен в стихах, в компьютере я, даун
Не умирай, не умирай, беги как Браун
О, Ева!
Через барьеры
Баррикадные
В сон снов
Не умирай, ты мне нужна, ты околдов
Она в руке твоей, во взмахе — моя смерть!
Кто будет ночью в одеяле водку греть?
Ты дайся выпить, сделай сюр из сигарет
Ных дЫмов милого отечества, давай
Не умирай — забеломорю и вернусь!
Не умирай! Ты — поэтесса, я — твой грусть!
Чтоб мы состарились, сидели на тахте
Не умирали — ели: «хрусть-да-хрусть-да-хрусть».
Не умирай мой белый аист от тоски!
Еще так влажен между ног колодец твой!
Еще подвой мне утром: «ой-кукаре-квох»!
Пока не сделаешь в скирды пике «кирдык»
Пока учу тебя: «Курлык-курлык», мой Бог!
Не умирай а улыбнись (ыбысь-ыбысь
Я эхи делать буду), экки ты летишь!
Не умирай, вернись, вернись, вернись, вернись
Замри иконой под оральным потолком
Мой белый аист, ставший черным от тоски.
Не умирай когда прочтешь и этот бред.
Не умирай, а просто выключи нам свет.

Настоящим сообщаю что я жив. ТЧК.
А другие пусть считают что я умер.
Потому как на часах у потолка
цифры «три» «девять» держу, спи
моя «woumen», я твой «men» в уме…
Она спит и спит на небе пусть Бог!
От Онеги на огни летит псих черт!
Уплывают в океан волны — борт в борт
А левее не правеет смерти вид — стыд.
Она спит и я лежу у ее ног
барсом
пусть она меня во сне зовет
«Барсик»
А устанет нас держать стрелка
белкой
перепрыгнет на соседню сделку,
и спит…