Богдан Агрис - Конец вечности

Тени смерзаются в студень. Полночные пчелы
Медленно пробуют экстези лунного меда.
Камень крошится. Я скоро тебя позабуду.
Все хорошо, что кончается вовремя, детка.
Я окликаю забвенье по имени. Это
Смелый поступок, безумный поступок. Я знаю,
Что не удержишь в ладонях ни ртути, ни пара.
Что ж говорить о твоем неприкаянном сердце…
Как же меня искалечила полночь! Я вязну
В чем-то аморфном, как стон, и, как похоть, горячем.
Эхо без крика, и крик остается без эха.
Тело сейчас миновало шестой перекресток.
Я не умею писать на асфальте смолою
Горьких пустот, но тем более пробую это.
Пробую голос, меняю пространство на время,
Пробую ветви на чуткость к истерикам ветра.
Дай мне письмо, что написано так и не будет.
Брось мне в лицо, что положено бросить сегодня.
Дай напоследок еще на тебя насмотреться.
Как ты красива, но это тебе не на пользу.
Я раскрываю тетрадь на сгоревшей странице.
Я волоку за собою никчемные речи.
Кто-то бушует на гребне кольца. Это ветер
Хочет кольцо разорвать, но куда ему! Разве…
Впрочем, едва ли какие-то «разве» бывают.
Небо окончено. Подпись, число, отпечаток
Божьего пальца на рваной холстине творенья.
Я не хочу собирать и разбрасывать камни.
Я не хочу обнимать, чтоб потом от объятий
Не уклоняться — мучительно это, а кроме,
Кроме того, погляди, как растаяли руки.
Стали туманом. Туман превращается в тени,
Тени смерзаются в студень….

Черт побери, кто в семь часов утра…
Поубивал бы… Алло! Ничего не слышу!
А, это ты… Да в трубке шалят ветра.
Как я? Сижу и починяю «крышу».

Ну, разбудила. Впрочем, вставать и так.
И умирать однажды придется тоже.
Сердце — «тук-тук», будильник — свое «тик-так»,
Ну а пружина — одна там и здесь, похоже.

Ладно, оставим. Чушь я всегда несу…
Что называется, девочка — «чем обязан?»
Поговорить? Хорошо, но в восьмом часу
Я омерзителен, предупреждаю сразу.

Как вообще? Ты хочешь взаправду знать?
Поберегись, я ведь еще отвечу.
Хочешь послушать? Во-первых, пуста казна.
Выбило «пробки» и догорели свечи.

В доме разгром, в активе один коньяк.
Век на дворе еще поменяться хочет.
Из зазеркалья в силу того — сквозняк.
Прикуп узнаю — немедля уеду в Сочи.

Те же порядки парят над Москвой-рекой —
Стон похорон, веселие новоселий…
Я ж потерял даже и тот покой
Хрупкий, которым тешил себя доселе.

Как я хочу в ливень втянуть взахлеб
Горький табак вымокшей сигареты!
Небо по осени морщит высокий лоб,
А зеркала — все норовят в портреты

Выбиться… Ладно, только — не оживать!
Мало мне прочей нечисти супоросой….
Ливень плетет дымные кружева.
Скоро они сложатся в знак вопроса.

Я разжую каждый сухой ответ.
Мелом посыплю полузасохший крокус.
Видимо, скоро клином сойдется свет
На пентаграмме — и соберется в фокус.

Я ворошу пепел весны клюкой,
Посохом ли, скипетром ли — не в курсе…
Знаешь, ночлег, похоже, недалеко,
Если поверить нервной морзянке пульса.

Что до любви — я не в ладах с душой…
Бог бы с любовью, если б не дьявол с нею.
Всякая тварь ищет любви большой,
В поисках оной медленно стервенея.

Хочешь ударить? Ну, приезжай, ударь.
Бей, как судьба — сухо, беззлобно, мерно…
Если тебя покоробило слово «тварь»,
Я объясняю: то богословский термин.

Голос рассыпан в мелкую медь фонем.
Дребезг и бряк — «воблы и пива кружку!»
Я несговорчив. Это не значит — нем.
Если приедешь — пожалуй, шепну на ушко

Что, мол, люблю, что, мол, тебя, но ты
Помни: слова — лишь усложненный ветер.
Знаешь, записки на лоскутьях темноты
Так хорошо рассыпаются на рассвете

В зяблый, шершавый и шепелявый прах.
Давится космос комьями перегноя.
Если пространство держится на ветрах —
Цепи значений клацают за спиною,

Ибо не знают с чего им свисать теперь,
Точек каких выделенных держаться…
Ты извини: мне позвонили в дверь.
Это резон до вечера попрощаться.

Да, привези мне кофе с пяток децил.
Не растворимый — молотый: лучше «Чибо».
Предпочитаю лучшие образцы
И не хочу пить суррогаты, ибо…

Впрочем, я думаю, ты поняла вполне.
Так привезешь? Полнейшее аллилуйя!
Ладно, красавица — встретимся при Луне,
Ну а пока — жду, трепещу, целую…

…Что называется, рыбку с утра лови.
Текст прочитать — вылитый Мефистофель!
Не разговор, а полное «се ля ви»:
Чем не прикинешься ради пакета кофе…

Небо завсегда чуть горчит спросонок.
На полу валяется томик Лема.
Глас из телефона нервозно-тонок:
Интонации разные — та же тема.

Мебель чуть рассохлась под взглядом Будды,
Заселенного в скучную плоть фаянса.
В проводах сливаются амплитуды,
Выдавая «накося!» резонанса,

Отчего шутя вылетают пробки,
И заходится в тресках модемный зуммер.
Я бы вынес физический мир за скобки,
Но умею плохо, а Гуссерль — умер.

Я пишу статьи, эпиграммы, письма,
В промежутках — пью, интригую, скалюсь.
С кем резвилась ночью моя харизма,
Выясняю утром, раздвинув жалюзь.

Что тебе не нравится, дорогая?
Все отлично — в смысле: «Ничто не схоже».
Ты была одна — а теперь другая.
Та была постарше, а ты моложе.

Только у меня как-то одинаков
Возраст: двадцать восемь плюс-минус эра.
Все живу, и все ожидаю знака
Что скостили срок, но! — «блаженна вера».

Я хотя не жид, но, похоже, вечен,
И бессмертен буду до смерти самой.
Я бы и взвалил небосвод на плечи —
Боги не дают, опасаясь срама.

И сомненья их не без почвы, ибо
Из меня не выйдет кариатиды.
Март уже в разгаре: блефуют Рыбы,
Но пока еще не настали Иды.

Все-то мне неймется быть в Риме первым.
Ладно бы еще профиль был орлиным!..
Форум ли Траяна иль храм Минервы,
Эйфелева, или Рейхстаг Берлина —

Все скользит, мешается и роится,
Словно пчелы в сравненьях Гомера, только
Мне пока не хочется в психбольницу,
Потому на историю разве в щелку