Сергей Есенин - Том 3. Поэмы

Не последнее значение имел и тот факт, что слова «негодный человек», «негодный плут», «негодяй» в значении, наиболее употребительном на родине Есенина, встречаются в трагедии Шекспира «Гамлет» в переводе А. И. Кронеберга, перекличка с которым отмечается в поэме Есенина по всему тексту. В качестве семантического диалектизма это значение слова «негодяй» до сих пор бытует в Рязанской области (см. данные «Словаря современного русского народного говора (д. Деулино, Рязанского района Рязанской области)» М.,1969): «Негодяй… 2. Невзрачный, неказистый на вид… // Непригодный к военной службе (Да он нигадяй , у яво признали болезнь какую-та…)» (об этом см. в работе Е. А. Некрасовой — сб. «Очерки истории языка русской поэзии XX века», М., 1995, с. 402). Ср. слова главного героя трагедии Шекспира (Действие первое, сцена V): «Нет в Дании ни одного злодея, // Который не был бы негодным плутом», а также (Действие второе, сцена I): «Я трус? Кто назовет меня негодным?» (Шекспир 3, 201, 210).

Есенин создал оригинальное произведение, в котором развил традиции Пушкина и Шекспира и учел положения пушкинской статьи «О народной драме и драме „Марфа Посадница“» (1830): «занимательность действия», «истина страстей», «правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах», «вольность суждений площади» и «грубая откровенность народных страстей» (Пушкин, VII, 211–221, см. цитаты из этого «манифеста» о драме: Мейерхольд В., Бебутов В., Державин К. О драматургии и культуре театра. — ВТ, 1921, № 87–88, 5 апр., с. 3). У Шекспира Есенин ценил также то, что больше всего ценил у него Пушкин — «достоинства большой народности» (Пушкин А. С. О народности в литературе. — Пушкин, VII, 39).

Есенину были близки также слова А. Блока о Шекспире, сказанные летом 1920 г. актерам Петербургского Большого драматического театра. К словам Блока Есенин всегда особенно прислушивался: «Во имя чего все это создано? Во имя того, чтобы открыть наши глаза на пропасти, которые есть в жизни, обойти которые не всегда зависит от нашей воли. Но раз в этой жизни есть столь страшные провалы, раз возможны случаи, когда порок не побеждает, но и добродетель также не торжествует, ибо она пришла слишком поздно, значит, надо искать другой жизни, более совершенной» (опубл. в журн. «Дом искусств», Пг., 1921, № 1, см. цит. по журн., который читал Есенин. — ВТ, 1921, № 91–92, 15 июня, с. 9. Подробнее см.: Зиннер Э. Л. Между двумя революциями. — Шекспир и русская культура. М., 1965, с. 734–783).

Есенин как бы подходил к Шекспиру с разных сторон: по-своему используя афористичность русской речи, многозначность крылатых выражений и пословиц и игру слов или тонко обыгрывая многозначные реплики и целые сцены шекспировской трагедии и одновременно полемизируя с Маяковским и Мейерхольдом (см. реальный коммент.).

С. М. Городецкий вспоминал: «Есенин увлекался ‹„Страной негодяев“› так же, как и „Пугачевым“, и говорил мне о ней, как о решающей своей работе» (Восп., 1, 185). В. М. Левин также писал о том, как Есенин в январе 1923 г. делился с ним своими творческими успехами: «Он мне рассказал, что в Берлине Гржебин выпускает томик всех его произведений, как юношеских стихов и поэм, так и уже послеоктябрьских. Он написал пьесу о Пугачеве и теперь пишет „Страну негодяев“ — это о России наших дней. Страшное имя, хлещущее точно кнут по израненному телу» (РЗЕ, 1, 217).

Характер исполнения белового автографа «Страны Негодяев» (см. выше, с. 541–542) также показывает, как ценил сам автор эту поэму, какое придавал ей значение.

Есенин охотно выступал с чтением «Страны Негодяев» во время зарубежной поездки и по приезде в Россию. 1 июня 1922 г. в Берлине (Блютнерзал) состоялся нашумевший литературный вечер под названием «Нам хочется Вам нежно сказать» (название почти дословно повторяет строку из стихотворения Есенина «Исповедь хулигана» — ноябрь 1920), который называли также «Вечером четырех негодяев» («негодяи» — А. Н. Толстой, С. А. Есенин, А. Б. Кусиков и А. Ветлугин; см. воспоминания Г. Д. Гребенщикова 1926 г. — РЗЕ, 1, 99). «Оригинальная программа» этого вечера была опубликована в нескольких номерах Нак. (см. напр., 1922, 25 мая, № 49).

Отчеты об этом вечере, опубликованные во многих газетах русского зарубежья, позволяют предположить, что автором «сценария» и главным режиссером своеобразного театрализованного представления, на котором были «обыграны» идеи поэмы «Страна Негодяев», стал Есенин. Корреспондент Нак., например, писал: «Граф Толстой ‹…› остановил свое внимание на судьбах русских писателей, прокаленных в огне революции, на этих «отъявленных негодяях», отмеченных, к стыду своему, дарованием, которого „не заплюешь, как не заплюешь солнца“. ‹…›

Читались прекрасные вдохновенные стихи, которым только мелкий тупица не простит их бестрепетной смелости. И говорились прекрасные слова о примирении личности с левиафаном революционного коллектива, о неотразимом стремлении к братскому объятию людей, трагически разъединенных жестокой нелепостью гражданской войны» (Нак., 1922, 4 июня, № 57).

С едкой издевкой, сквозь которую все же «прочитывалась» серьезная нравственная проблематика вечера, описала выступление всех «негодяев», «представителей новой морали, трех отъявленных каторжников», и особенно Есенина, корреспондент рижской газеты «Сегодня» Татьяна Варшер в публикации под названием «Литературн‹ая› кадриль накануневцев, или в гостях у „голых людей“». Поэт выступал в роли негодяя № 2 и, скорее всего, читал монолог Махно: «Говорил он ‹Есенин› о том, что приехал с пустыми руками, с полным сердцем и не с пустой головой, — и ему осталось лишь одно „озорничать и хулиганить“, — и что он теперь будет воспевать лишь преступников и бандитов. У самого у него лишь одно желание — „стать таким же негодяем“». В отличие от корреспондента Нак., который отметил, что публика «восторженно приветствовала гениального крестьянина в дурно сшитом смокинге и огненного черкеса и едкого кандидата прав», Т. Варшер писала о «скучающей публике» и «усердно аплодирующей руками в белых перчатках» Айседоре Дункан (1922, 10 июня, № 127).

Воспоминания о чтении поэмы в ночь с 27 на 28 января 1923 г. в Нью-Йорке на вечеринке у еврейского поэта Мани-Лейба (М. Л. Брагинского) (речь идет о раннем варианте первой части «Страны Негодяев») оставили четыре мемуариста. Очерки А. Ярмолинского, Р. Б. Гуля и С. К. Маковского в этой части вторичны и написаны со слов очевидцев и по информации из газет того времени (РЗЕ, 1, 198–234, а также РГАЛИ, ф. С. К. Маковского). Наиболее достоверны воспоминания друга Есенина с 1917 г., левого эсера В. М. Левина, которого пригласил на вечеринку сам поэт. «Есенина снова просили что-нибудь прочесть из последнего, еще неизвестного, — писал В. М. Левин. — И он начал трагическую сцену из „Страны негодяев“ ‹речь идет о диалоге Чекистова и Замарашкина, сцена «На карауле»› ‹…› Вряд ли этот диалог был полностью понят всеми или даже меньшинством слушателей» (РЗЕ, 1, 223–224). Чтение поэмы стало причиной инцидента, в результате которого журналисты, присутствовавшие на вечеринке, наградили Есенина ярлыком «антисемита и большевика». Тенденциозно поданная информация была широко представлена на страницах зарубежной печати. По словам В. М. Левина, после этого инцидента Есенину «стало невозможно самое пребывание здесь». Поэт возвратился в Россию, «где хорошо знали его „как веруеши“, все его слабые человеческие места, и на них-то и построили „конец Есенина“» (РЗЕ, 1, 226–227).