Сергей Есенин - Том 3. Поэмы

В ряде работ, опубликованных вскоре после смерти Есенина, «поэма о кожаных куртках Питерграда» расценивалась в числе лучших вещей поэта (А. Коптелов в рецензии на т. 3 Собр. ст. — газ. «Звезда Алтая», Бийск, 1926, 13 июля, № 158; см. также газ. «Волна», Архангельск, 1926, 7 янв., № 5 и кн. В. Львова-Рогачевского «Новейшая русская литература», 5-е изд., М., 1926, с. 328).

Ю. Н. Либединский и П. В. Орешин тогда же положительно отозвались о «Песни о великом походе» в воспоминаниях о поэте (Либединский Ю. О Есенине (Воспоминания) — Журн. «На лит. посту». М., 1926, кн. 1, с. 32–34; Орешин П. Мое знакомство с Сергеем Есениным. Воспоминания. — Кр. нива, 1926, № 52, дек., с. 19–20).

Были критики, оценившие «новый поворот» Есенина резко отрицательно. В. Друзин в статье «Путь Есенина» писал: «Он едет на Кавказ, окончательно излечивается от богемы. Круто берет курс на РКП, начинает изо всех сил советизироваться. ‹…›

Отход от „Москвы кабацкой“ — разительный. И формально — Есенин однотонный анапест меняет на ямб (ямб, впрочем, не Пушкинский, а опять-таки скорее Блоковский), пробует частушечные размеры („Песня о великом походе“). ‹…›

Одно можно отметить — пока Есенину нюханье Маркса пользы не приносит. Его советизированные стихи — рассудочны, лишены лирической влаги, подчас убоги, в них нет внутренней культурности стиха как такового (то, что было в изобилии у Гумилева и что имеется у любого самого бездарного Гумилевского последыша)» (Красная газ., веч. вып., 1925, 15 мая, № 116).

Близкую оценку поэме дал Г. Адонц в статье «О поэзии Есенина»: «…Есенин ‹…› пробует окунуться в самую что ни на есть революционную современность. Он пишет „Песнь о великом походе“. На 32-х миниатюрных страничках рисует он „новым вольным сказом“ мрачное историческое прошлое — Петровскую Русь, а потом великий Октябрь… „Новый, вольный сказ“ — это попросту немного перелицованный старый кольцовский размер: его ритмика, его мелодика… ‹…›

Описывая октябрьский переворот и последующую эпоху гражданских войн, Есенин скользит по важнейшим революционным событиям чрезвычайно легко, с налету, частушечным дурашливо-юмористическим приемом… ‹…›

Тут — кровавая борьба пролетариата с вековыми врагами, смерть, решительный бой, а Есенин вспоминает про „баночку“…

Картины Великой Русской Революции Есенин не дал, даже отрывочной, эскизной… Нарочито скоморошеский тон, не крепкий, не пролетарский, а какой-то низкопробно-эстрадный подход к темам…» (журн. «Жизнь искусства», М.—Л., 1925, № 35, 1 сент., с. 9–10; вырезка — Тетр. ГЛМ).

Поэма стала одной из наиболее популярных среди читателей есенинских вещей. Заключительная часть поэмы из журн. «Звезда» полностью и в сокращении была перепечатана в журн. «Шквал» (Одесса, 1924, № 8); «Красная газ.» (М.—Л., 1924, 15 нояб., № 262; под загл.: «Песнь о великом походе (Из поэмы того же названия, посвященной разгрому Юденича)»); газ. «Красное знамя» (Томск, 1924, 27 нояб., № 272; отрывки из сказа о современности З. Вост.), газ. «Советская Сибирь» (Новониколаевск, 1924, 28 сент., № 222); газ. «Амурская правда» (Благовещенск, 1924, 7 нояб., № 1379).

Поэма была помещена в хрестоматии «Земля советская. Чтец-декламатор для деревни» (М.—Л., 1926).

В 1926 г. студент IV курса полиграфического факультета Вхутемаса Николай Лапин подготовил в качестве академической работы (макет, иллюстрации, набор, печать и брошюровка) отдельное уникальное малоформатное издание поэмы, которое было исполнено в академической типографии Вхутемаса под руководством профессора Н. И. Пискарева и выпущено тиражом 50 экземпляров (собрание Ю. Л. Прокушева). Книга отпечатана в 2-х вариантах. В 1927 г. во Вхутемасе было другое издание книги «Песнь о великом походе», где текст поэмы дан в подборку (как проза). Автор этой зачетной работы неизвестен. Тираж ее не установлен (собрание Н. Г. Юсова).

В книге учителя сибирской коммуны «Майское утро» Адриана Митрофановича Топорова «Крестьяне о писателях» (М.—Л., 1930) приводилось 20 отзывов об этом произведении, сделанных после прочтения 13 февраля 1927 г., как о лучшем из написанного Есениным:

« Стекачев Т. В . Уж шибко хорошо подпевы прикрашены. А присказульки-то! Ну, сверх всякой цены они стоят! ‹…›

Зубкова В. Ф . Изо всех стихов стих! За один этот стих можно отблагодарить так же, как за многие. Дороже целых книг он. Весь дух твой подхватывает навыся. ‹…›

Титова А. И . Даже сам Петра-царь устрашился своего греха. Сколь он на своем веку люду рабочего погубил! И над всем чтеньем наша душа теперь так же устрашается. Видно, дело-то Петрово и самого сочинителя растревожило.

Крюков М. Ф . По-моему, этот „Поход“ лучше всех сочинений Есенина. Вот такие его штуки надо для народа издавать. ‹…› Здесь остается впечатление такое, что по всему сложенью тела идет мурашка» (с. 240–242).

Заглавие «Песнь о великом походе» содержит обозначение литературного жанра и обладает историко-терминологическим статусом — с обозначением передвижения войск с целью развертывания военных действий (ср. Петровские походы и «Ледяной» поход 1918 г.); ориентировано на фольклорный жанр солдатской песни (с ее воинской тематикой и походно маршевым звучанием) и направлено на восприятие произведения как литературного аналога народно-музыкального текста, соприкасающегося с былинами, историческами песнями, похоронными плачами и частушками.

Заглавие перекликается с древнерусским названием «Слово о полку Игореве» и повторяет черновое (более расширенное) есенинское наименование другой поэмы — «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева».

С. 116. Эти притчины.. . — При обозначении «притчина» Есенин мог исходить из двух трактовок термина «притча»: 1) идущий от Библии и широко представленный в мировой литературе нравоучительный жанр; 2) распространенный на Рязанщине народный термин, обозначающий повествование о сверхъестественном событии мифологического толка, или «волшебное слово», которое устраняет беду (запись комментатора в д. Инкино Касимовского р-на Рязанской обл. в 1992 г.; Чернышев В. И. Сведения о народных говорах некоторых селений Московского уезда — «Сб. ОРЯС». СПб., 1900, т. 68, с. 145; Даль, 3, 453).

С. 117. Ой, во городе // Да во Ипатьеве… — Топоним имеет собирательный характер и мог возникнуть от Ипатиево-Троицкого (Ипатского) мужского первоклассного кафедрального монастыря, основанного ок. 1330 г. в версте от г. Костромы (там находились Ипатьевская летопись конца XIV — начала XV вв., одна из древнейших, и Ипатьевская лицевая псалтирь 1591 г.). К владениям монастыря были приписаны существовавшая в Москве в Китай-городе с XVII в. Ипатская ул. (с XIX в. — Ипатьевский пер.) и в Санкт-Петербурге в начале II-ой половины XVIII в. собственный дом-«подворье» (см.: Диев М. Я., протоирей. Историческое описание Костромского Ипатского монастыря. М., 1858; Имена Московских улиц. М., 1988).