Евгений Клюев - Зелёная земля

не выходи из дома в среду… и, пожалуй,

в четверг и в пятницу – и никогда потом.

35

Я стал на паперть и выпрашивал по нитке

у прихожан, но прихожане были злы

и, завязав в узлы богатые пожитки,

за храмом в землю закопали все узлы.

В дорогу стало быть… не то чтоб на край света,

хоть и не близкую, но это ерунда:

туда-сюда… домой вернёшься ближе к лету -

на всякий случай попрощайся навсегда.

36

Не поздоровавшись, прошёл рабочий с дрелью -

он был в крови: халат и рот… и вообще.

Я знал: он пользуется дрелью как свирелью,

поскольку музыка живёт в его душе.

Спаси нас, Господи, от нас же и от вас же:

не заводи-ка ни врагов и ни друзей -

пойди в музей: там сто пейзажей Караваджо…

конечно, если ты найдёшь такой музей!

37

Мне дирижировать: концерт для фортепьяно.

Но пианист сказал, что справится один.

Тут я увидел, что несут два барабана -

и пианиста к барабанам усадил.

Такая страшная грядёт неразбериха,

что ноги в руки и – бежать: базар, вокзал…

Потом когда-нибудь, конечно, станет тихо,

но это тоже ведь не то, чего ты ждал.

38

Слетелись черти для беседы о высоком.

А я сказал, чтоб обращались не ко мне:

я должен править сказку «Финист Ясный Сокол»,

уже народом завершённую вчерне.

Смешно сказать… а не сказать – ещё смешнее,

однако нечего темнить: как ни крути,

ты очень скоро встретишь славу, но за нею

идти не стоит, ибо вам не по пути.

39

Нас ко двору всё приглашал один придворный,

а я не мог, поскольку что-то воздвигал, —

и вскоре памятник воздвиг нерукотворный,

но не себе, а древнегреческим богам.

Пора, пора от спячки к рыси и галопу:

идёт огромный бесконечный карнавал…

а в общем, это – ко всемирному потопу,

который, вроде бы, давно как миновал.

40

Я осторожно перешёл одну границу,

потом ещё… и все границы перешёл.

Но это были не границы, а страницы -

я их исписывал простым карандашом.

Начнут испытывать – огнём, мечом и прочим,

искоренять пристрастье к чтенью и письму -

в конце концов всё будет славно, но не очень,

и, если честно…

Впрочем, честно – ни к чему.

«Вот розмарин – это для памятливости: возьмите,

дружок, и помните. А это анютины глазки:

это чтоб думать.

<���… >

Вот вам укроп, вот водосбор. Вот рута.

Вот несколько стебельков для меня.

Её можно также звать богородицыной травой.

В отличие от моей, носите свою как-нибудь

по-другому. Вот ромашка. Я было хотела дать

вам фиалок, но все они завяли, когда умер

мой отец. Говорят, у него был лёгкий конец».

1

Вот резеда – резедой резеда.

Стало быть, так… раскрошить и не думать,

но всё равно добавлять иногда

то, что случайно приходит на память:

детские тайны, чужие слова,

пару подробностей вздорного быта…

есть ещё, вроде, такая трава -

правда, названье её позабыто.

Да, хорошо бы добавить чернил -

синих… но лучше, конечно, зелёных,

фразу (из тех, что вчера сочинил)

или слезу (не из самых солёных),

или две-три из нелепых острот

здесь выступавшего летом паяца

(он получил от ворот поворот) -

и всему этому дать настояться,

чтоб принимать натощак – через год,

нет, через час… хоть чуть-чуть рановато.

Можно и прямо сейчас – только вот

прямо сейчас эта смесь ядовита.

2

Лист душистого горошка,

капля мёда, хлеба крошка

и немножко помешать -

плюс, конечно, сок из вишни

(это никогда не лишне!)…

сколько – вам самим решать.

Этим лечатся: тревога,

ожиданье, вера в Бога

и отсутствие гонца

с парой строк в пустом конверте,

и желанье скорой смерти,

и уныние лица.

Продолжительность приёма -

месяц, проведённый дома,

и ближайшие пять лет,

дозировка – по привычке,

можно внутрь, можно – примочки,

можно в петлю, можно – нет.

Если в петлю не по силам,

то верёвку смазать салом:

так оно пойдёт верней.

Пусть гонца с пустым конвертом

принесёт восточным ветром -

через пару дней.

3

А это будет веточка тимьяна…

тимьян – полукустарничек такой

эфирный: он всегда бормочет пьяно

и гладит вас дрожащею рукой.

Так вот… тимьян хорош против увечий -

посредством мыслей, ранящих чело, -

и от последствий речи человечьей,

обрушившейся не пойми с чего.

К нему не нужно никаких добавок:

в кувшин поставить да налить воды…

Да, он ещё хорош против булавок

и прочей смертоносной ерунды -

как то: знакомых и полузнакомых,

являющихся на дом кто когда,

всех обоюдоострых насекомых,

всех «нет», произнесённых вместо «да»,

и прочее, и прочее… а впрочем,

когда им – ни названья, ни числа,

есть смысл удалиться к горным кручам,

развеяв там эфирные масла.

4

Вот тут сцелларии – звездчатки -

полурассыпанные чётки:

свернуть их в маленький клубок

и растолочь до звёздной пыли,

и ты увидишь Бога – или…

или тебя увидит Бог.

Но прежде надо приготовить,

во что бы пыль собрать, не то ведь

поразнесёт – и все дела…

Лови потом по свету склянкой

в слезах пылинку за пылинкой,

покуда жизнь ещё цела!

Или тогда уж в склянку сразу

накапай слёз, но до отказу,

запасливо и делово…

Когда доходишь до предела -

там Богу до тебя нет дела,

да и тебе не до него.

5

Наперстянка… не знаю к чему.

(Говорят, что к чужому уму,

говорят, что к чужому добру,

говорят: никогда не умру,

а потом умирают всегда.)

Если есть дождевая вода -

капель десять-двенадцать – и яд…

это надо смешать, говорят,

но в пропорции сто к четырём -

и рассыпать (потом соберём)

бусы или, допустим, колье

прямо по полу или земле.

Выбрать зёрна помельче – как сор,

погрузить, значит, в этот раствор,

а потом уж добавить саму

наперстянку – не знаю к чему.

И вот эту-то, стало быть, смесь

надо выпить потом… или съесть.

И следить, как судьбы колесо

грузно кружится дальше. И всё.

6

Безвременник осенний – от весны:

чтобы весна к вам в кровь не проникала

ни злым вином из крепкого бокала,

ни… чем-нибудь ещё, со стороны.

Запретных снов и непристойных сцен

вы будете избавлены навеки,

он из Колхиды, в нем есть колхицин -

и поздние об этом знали греки.

Вдохнёте – и проснётесь мотыльком,

то есть почти совсем уже без тела,

и поглядите, как душа взлетела -

отныне не печалясь ни о ком: