Людмила Кулагина - Под сенью осени

Конский щавель выбросил метёлку.
Пýрпуром мелькнёт в тени кипрей.
Репешóк уже колюч, как ёлка.
Колоском кивает нам пырéй.

Подмарéнник солнечно–медовый,
Словно призрак, дымкою встаёт.
Днём раскрыв цветок свой мотыльковый,
Синий цвет цикорий в зелень льёт.

Светотеней яркие полоски,
Дух от трав и ягодный настой.
Бирюза небесная стрекóзки
И рубины ягод под листвой.

Горьковатый запах зверобоя.
Земляники пахнущий пучок.
Замер и глядит на нас с тобою
С паутинки светлый паучок.

На листке улитка, спрятав рóжки,
Часть листа объев, в спирали спит.
Комары зудят и скачут блошки.
Шмель мохнатый на цветке сидит.

Травяным клопом запáхнет резко. –
Вот кто съел кусочки земляник!
Ах, как нежелательны довески
К лету–раю, да никак без них.

Подорожник выставил ладошки:
В капли радуг собирает свет.
Стебель пижмы в мошках, будто в брошках.
Пара бабочек танцует менуэт.

Донник выше мыслимого роста
Вымахал, сияющий, стоит:
Словно в храме праздничная роскошь –
В сотни свечек светится–горит.

Розовые клéвера головки,
Рдеют ярко звёздочки гвоздѝк, –
Для пчелы нехитрая уловка,
Чтобы вновь и вновь цветок возник.

В крáпинку жучок в чертополохе.
Муравьиный холм кипит трудом.
Птиц внезапный вспорх, переполохи.
Ужик, уползающий в свой дом.

Это лето, это зреет лето.
Солнце тянет огненный свой плуг.
Это было… было в жизни где–то:
Радость, рай и земляничный луг.

По утрам я цежу тишину,
Пью её по глоточку, смакуя.
Лень себе не вменяю в вину,
Ни о чём не грущу, не тоскую.

Созерцанье для нас просто блажь:
И ментальность не та и порода.
Суеты и болтливости стаж
Упраздняет порой лишь природа.

Когда слушаешь шелест травы,
Шёпот ветра и вод водоёма,
Затихает «базар головы»,
И душа кем–то тихим ведóма

В тот волшебный чарующий край,
Где нет места тоске и печалям, –
В воскрешающий солнечный рай…
Тихо плещет вода на причале.

С ивы каплет на мостик слеза.
Водомер на конёчках промчится.
Золотая слетит стрекоза
На цветок кое–чем подкрепиться.

Что–то шепчет на вóду тростник,
Головою лохматой кивая.
В глубине бьёт холодный родник,
И вода дышит, будто живая.

Бархат свой набирает рогóз.
Элодéя сквозь сумрак чуть светит.
Запах свежий озона и гроз
На волне донесёт лёгкий ветер.

На мостках у прозрачной воды
Вспомню я про буддистов–японцев,
Что умеют сквозь сумрак беды
Видеть тихую радость и солнце.

Вот опять стали слышны шумы:
Ловят звуки локаторы–уши.
К тишине непривычные мы.
Иль к молчанью болтливые души?..

И странных снов причудливая вязь,
И нитей жизни чýдное сплетенье,
И всех миров космическая связь,
И муки творчества и блажь творенья, –

Всё это, жизнь, явления твои,
Твои причуды и метаморфозы.
Обманчив твой благополучья вид,
Где спят шипы в благоуханье розы.

Считали, мы – хозяева судьбы,
На деле же – невольники с галеры.
Мы живы только милостью Судьи
От энной прошлой и до новой эры.

Решения выносим. Скор наш суд
Над нашим ближним, ставшим сразу дальним.
Post factum вспомним: нас самих спасут
Прощенье, сладость слёз исповедальных.

Мы ходим все по острию ножа:
Сегодня есть, а завтра точно ль будем? –
И наши судьбы Мойры сторожат.
Как мы опасно и живём и сýдим…

Возвращаюсь к себе, возвращаюсь.
В круге жизни, как белка, вращаюсь.
Я собой так надёжно забыта
Из–за спешки, работы и быта.
Как проблемно теперь развернуться
И к себе, первозданной, вернуться.
Как найти то исконное нечто,
Что взаймы одолжила мне вечность?..
«Вещь в себе» как теперь обнаружить,
Если ясности нет и снаружи,
Если вся – парадокс антинóмий?.. –
Сейф закрыт, стёрт от времени номер.
Может, что–то мне предназначалось,
Не начавшись, однако, кончалось.
То ли цельности мне не хватило,
То ли мужества духа и силы.
Я жила, потихоньку, помалу
Предавала себя, предавала…
Конформизм, ложь во благо, уступки,
Да толченье воды в древней ступке.
Впопыхах поедая свой завтрак,
Обещала себе: «Завтра… завтра
Я начну своё утро иначе.
Всё осмыслю, всё переиначу,
Напишу себе план на листочке,
Все расставлю искомые точки.
Только «завтра» когда наступало,
Я опять на себя наступала.
Вспоминала порой, глядя в небо:
Жизнь идёт. Не единым же хлебом…
Не пора ли к истокам вернуться,
Укрепиться, стоять и не гнуться,
Полуправдою не обольщаться,
Срок настал: возвращать и прощаться.
С чем придёшь ты навéрх к Кредитору? –
В урожае твоём столько сору,
Много плéвел и мало пшеницы,
А тебе всё мерещится Ницца,
Всё мечты о морях да лагунах.
А не хочешь оградки чугунной?..
Даже тот, кто и больше достоин,
Лишь креста от судьбы удостоен.
А тебе с твоим духом болезным
Паче нищих мечтать бесполезно.
Не порхать бы в мечтах, а трудиться, –
Хлеб насущный тяжёл и для птицы.
Плод гнилой у безделья бывает, –
Каждый в поте свой хлеб добывает.
Труден путь созиданья от века:
Сóлон, сóлон нектар человека.
Возвращаюсь к себе, возвращаюсь.
Или вновь на свой счёт обольщаюсь?..

Шум дождя, шуршанье капель,
Шорох шин, шипенье луж…
Хорошо под дождик плакать,
Слушать шёпот мокрых душ

Лип, черёмух и акаций,
И понурых тополей, –
В час, когда начнёт смеркаться,
Плакать в сумраке аллей.

Плакать тихо, плакать молча,
Ни о ком и ни о чём,
От избытка грусти, жёлчи,
Плакать дождику в плечо.

Он поймёт, он успокоит,
Шелестящих слов найдёт,
Чтобы справиться с тоскою.
Он идёт, идёт, идёт…

Шум дождя и шелест листьев,
Шорох, шёпот, мокрый шёлк.
Будто ходит кто–то близкий,
Кто в забвенье лет ушёл…

Люблю тишину я в своём домý
Когда различимы отдельные звуки.
В них слышу природу, а не страну:
Лягушек, птиц и кукушкины «куки».

Когда тишина (в домý, не ума),
Можно порой кое–что расслышать:
О чём я с собой говорю сама –
«Вещь в себе» [15], а не «съехала крыша».

А если вдруг слышу часов «тик–так»,
Значит, беседа внутри умолкла,
С «вещью в себе» утрачен контакт,
Сижу и глазею в окно без толка.