Михаил Лифшиц - Толга

Глаза закрыл, и тут же лес кругом.
Жена гуляет по лесу с ведром,
Ведро взяла зачем-то, не корзину.
В ведре уже грибов наполовину.

Он заглянул в ведро, а там – поганки.
«Ты ради этого собралась спозаранку?»
«А мне теперь других грибов не надо.
Я те люблю, в которых больше яда».

«Ты знаешь, что со мной случилось, мама?» —
Хотел сказать, а под ногами – яма….
Всем телом дернулся, «Ты что?» – спросила Таня.
«Молчи, молчи, – шепнул. – Я засыпаю…»

И снова лес. Зовет, а слышит эхо…
«Сережа, я должна туда поехать!»
«А, это – Таня. Ну, потом, потом…»
И тут уже уснул глубоким сном.

Вот в монастырь над Волгою рекой Сергей привез Татьяну, а на кой?
А просто Таня жаждала совета
В обмен на свой рассказ про то и это …

Блуждала взором, вглядывалась в лица, Кого, старушку выбрать иль девицу?
Ей приглянулось юное созданье,
Чуть хроменькое, в темном одеянье.

«Передо мной раскрыть желает душу?
А может быть, нельзя ее мне слушать?
Однако все же это развлеченье…
У матушки спрошу я разрешенья».

Не сведуща Татьяна и глупа —
Для исповеди надо бы попа.
А девушка хоть в черненьком платочке,
Но все равно лазоревый цветочек!

Сидела, опустивши очи долу,
Понять пыталась, что мадам молола.
Так дьякон чеховский не принимал дуэли.
«Чего ей не хватало, в самом деле?!

Пускай, случались трудные года,
Но хлеб и масло кушали всегда!
И муж ведь был, и выпивал несильно,
И дочери здоровые, красивые,

И легкая работа – просто рай!
Нет, ей чего другого подавай!
Сначала с воли просится в тюрьму,
Потом – назад оглобли… Не пойму!

Чего хотела эта людоедка?
Тут мясо не дают, а рыбу – редко.
Порой и послушанье выпадает,
Что только вера в Господа спасает!»

(Так думала послушница моя,
И стало очень грустно мне, друзья…
Когда б из той деревни, где жила,
Был путь другой, она бы им пошла!)

И девушка вот так сказала Тане:
«Я вам сочувствую, и я вас понимаю.
Как возвратитесь, то идите в храм,
И батюшка велит, что делать вам.

У мужа и детей просить прощенья
Вам можно сразу, и без повеленья,
Примите, мол! И никаких деталей.
А как потом, вас батюшка наставит».

«Как верно! Вот Божественная сила!» —
В ответ Татьяна тихо говорила
И норовила, сто рублей достав,
Облобызать сатиновый рукав.

С Татьяной ясно. Ну, а где Сережа?
На травке он, на мир взирает лежа.
И волжские оглядывает дали,
Задрав штаны и расстегнув сандалии.

Сначала он, как истинный любитель,
Обозревал древнейшую обитель.
Ходил и щелкал фотоаппаратом,
Потом он аппарат в футляр запрятал.

Все осмотрел и, выйдя из ворот,
Увидел монастырский огород.
Сам праздный среди общего труда,
Сережа устыдился, как всегда.

Вошел обратно, постоял мечтая:
«Ведь семь веков здесь жизнь течет святая!
Сначала, вот, икону обрели,
И слух пошел во все концы земли:

Как Трифон по чудесному мосту
На эту сторону прошел, потом на ту.
Шел с посохом, вернулся – без него.
А утром – ни мосточка, ничего!
Пришлось за палкой плыть на плоскодонке.
И видят: рядом с посохом – иконка.
С тех пор, с того таинственного года,
Здесь место поклонения народа.

И древнее предание гласит,
Что в Ярославле правил князь Давид,
А на московском троне, от татар,
Был Первый из Иванов – Калита.

Лечили здесь «болезнь иссохших ног»,
(А Грозный-Царь и вылечиться смог!)
А в Смуту бились иноки с врагом,
Тут русская история кругом…»

Теперь уж в те ворота, что к реке,
Прошел Сергей. И лег на бугорке.
Чуть закимарил, глядючи на реку.
Ведь отдохнуть-то можно человеку?!

«Домой хочу, да и, на самом деле,
Мне путешествия уже поднадоели,
А наше странноватое турне —
Как будто побывали на Луне.

Ну, Танька, точно, инопланетянка.
А я-то кто? Я – валенок, портянка,
Смотрю вперед, а пру назад, как рак.
Да, мама правильно сказала, я – дурак!

А с Таней что? Какие тут сомненья,
Сдам мужику на вечное храненье.
У Таниного мужа много сил, Раз столько лет Танюшку выносил!»

«На Волге все же мы, и для порядка
Необходимо мне купить стерлядку!
Пусть мама дома сварит мне ушицу,
Такую, знаете, что лишь во сне приснится.»

Вот едет согрешивший наш герой
В обратный путь и с легкой головой,
И с легким сердцем! Скоро будет дома!
Что ж, муки совести совсем нам не знакомы?

Нет, он сначала мучился всерьез:
Во-первых, Таньку трахнул, не довез,
А во-вторых, виденье: лес, грибы…
«Уж нет ли тут пророчества, судьбы?..

Сознаться маме? Разве только спьяну.
Во сне ей не сказал, и так не стану!
Нет, к черту неудобство, ложный стыд!»
И мой герой уже домой звонит.

И так ведет насмешливые речи,
Пока Татьяна в храме ставит свечи.
(Конечно, далеко. Не очень связь.
Но раза с третьего все ж удалось попасть.)

«Обычная туристская поездка.
А «свадьбы» не было, везу назад «невесту».
Ты позвони сейчас ее домашним,
Скажи, что к вечеру я им верну мамашу».

В ответ на мамино: «Скажи, а в чем причина?»,
Стал врать Сергей, как врет любой мужчина:
«Хи-хи, ха-ха, а в терминах знакомых,
Не взяли без согласия райкома».

И так закончил порцию вранья:
«Звоню из самог омонастыря,
Здесь очень строгий жизненный уклад,
С мобильником – монашки не велят.»

Тут крестным знаменем себя он осенил,
Чего уже лет десять не творил,
И страстно молвил с искренним раскаяньем:
«Я виноват, прости меня, родная!

И я клянусь на все мои года,
Последний раз, и больше никогда!»
Затем, как побывавший на духу,
Сергей стал думать только про уху.

И Таня тоже больше не страдала,
Нашла, выходит, то, чего искала:
Сережа, Толга, девушка хромая,
Россия наша без конца и края —

На Таню повлияли благотворно:
Она не билась в рвении притворном,
И с нежностью мечтала о семье,
Была нормальной женщиной вполне…