Эдгар По - Ворон(переводы)

Светлых бликов чехарда. (Может быть: череда?)

Странный гость мой замер снова, одиноко и сурово,

Не добавил он ни слова, не сказал ни "Нет", ни "Да";

Я вздохнул: "Когда-то прежде отворял я дверь Надежде,

Ей пришлось со мной проститься, чтобы скрыться в Никуда…

Завтра, птица, как Надежда, улетишь ты навсегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

Вздрогнул я, – что это значит? Он смеется или плачет?

Он, коварный, не иначе, лишь затем влетел сюда,

Чтоб дразнить меня со смехом, повторяя хриплым эхом

Свой припев неумолимый, нестерпимый, как беда.

Видно, от своих хозяев затвердил он без труда

Стон печальный "Никогда!"

Нет дразнить меня не мог он: так промок он, так продрог он…

Стал бы он чужой тревогой упиваться без стыда?

Был врагом он или другом? – Догорал в камине уголь…

Я забился в дальний угол, словно ждал его суда:

Что он хочет напророчить на грядущие года

Хриплым стоном "Никогда!"?

Он молчанья не нарушил, но глядел мне прямо в душу,

Он глядел мне прямо в душу, словно звал меня – куда?

В ожидании ответа я следил, как в пляске света

Тени мечутся в смятеньи, исчезая без следа…

Ax, а ей подушки этой, где трепещут искры света,

Не коснуться никогда!

Вдруг, ночную тьму сметая, то ли взмыла птичья стая,

То ли ангел, пролетая, в ночь закинул невода…

"Ты мучитель! – закричал я. – Тешишься моей печалыо!

Чтоб терзать меня молчаньем, Бог послал тебя сюда!

Сжалься, дай забыть, не думать об ушедшей навсегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

"Кто ты? Птица или дьявол? Кто послал тебя, – лукавый?

Гость зловещий, Ворон вещий, кто послал тебя сюда?

Что ж, разрушь мой мир бессонный, мир, тоской опустошенный,

Где звенит зловещим звоном беспощадная беда,

Но скажи, я умоляю! – в жизни есть забвенье, да?"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

"Птица-демон, птица-небыль! Заклинаю светлым небом,

Светлым раем заклинаю! Всем святым, что Бог нам дал,

Отвечай, я жду ответа: там, вдали от мира где-то,

С нею, сотканной из света, ждать ли встречи хоть тогда,

Хоть тогда, когда прервется дней унылых череда?"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

"Хватит! Замолчи! Не надо! Уходи, исчадье ада,

В мрак, где не дарит отрадой ни единая звезда!

Уходи своей дорогой, не терзай пустой тревогой:

Слишком мало, слишком много ты надежд принес сюда.

Вырви клюв из раны сердца и исчезни навсегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

Никогда не улетит он, все сидит он, все сидит он,

Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота…

Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится,

Дремлет птица, свет струится, как прозрачная вода…

И душе моей измятой, брошенной на половицы,

Не подняться, не подняться,

Hе подняться никогда!

Once, upon a midnight dreary, eerie, scary,

I was wary, I was weary, full of worry, thinking of my lost Lenore,

Of my cheery, airy, faerie, fiery dearie-(Nothing more).

I was napping, when a tapping on the overlapping coping woke me

gapping, leaping, groping… toward the rapping. I went

hopping, leaping… hoping that the rapping on the coping

Was my little lost Lenore.

That on opening the shutter to admit the latter critter, in she'd

flutter from the gutter with her bitter eyes aglitter;

So I opened wide the door, what was there? The dard weir and drear

moor,-or I'm a liar-the dark mire, the drear moor, the

mere door, and nothing more!

Then in stepped a stately Raven, shaven like the bard of Avon; yes,

a rovin' grievin' Raven, seeking haven at my door.

Yes, that shaven, rovin' Raven had been movin' (Get me, Stephen)

for the warm and lovin' haven of my stove and oven door-

Oven door, and nothing more.

Ah, distinctly I remember, every ember that December turned from

amber to burnt umber;

I was burning limber lumber in my chamber that December, and it

left an amber ember.

With a silken, sad uncertain flirtin' of a certain curtain,

That old raven, cold and callous, perched upon the bust of Pallas,

Just above my chamber door;

(A lusty, trusty bust thrust just

Above my chamber door.)

Had that callous cuss shown malice? Or sought solace, there on

Pallas?

(You may tell us, Alice Wallace).

Tell this soul with sorrow laden, hidden in the shade, an'

broodin'-

If a maiden out of Eden sent this sudden bird invadin'

My poor chamber; and protrudin' half an inch above my door.

Tell this broodin' soul (he's breedin' bats by too much sodden

readin'-readin'

Snowden'd ode to Odin)

Tell this soul by nightmares ridden, if (no kiddin') on a sudden

He shall clasp a radiant maiden born in Aiden or in Leyden or

indeed in

Baden-Baden-

Will he clasp this buddin' maiden, gaddin' in forbidden Eden,

Whom the angels named Lenore?

Then that bird said: "Nevermore."

"Prophet," said I, "thing of evil, navel, novel, or boll weevil,

You shall travel, on the level! Scratch the gravel now and

travel!

Leave my hovel, I implore."

And that raven, never flitting, never knitting, never tatting,

Never spouting "Nevermore."

Still is sitting (out this ballad) on that solid bust (and pallid)

– on that solid, valid, pallid bust above my chamber door;

And my soul is in his shadow, which lies floating on the floor,

Fleeting, floating, yachting, boating on the fluting of the

matting-

Matting on my chamber floor.

Charles L. Edson

Андрей Вознесенский

(Из поэмы "Оза", по мотивам Эдгара По)

В час отлива возле чайной

я лежал в ночи печальной,

говорил друзьям об Озе и величьи бытия.

Но внезапно чёрный ворон

примешался к разговорам,

вспыхнув синими очами,

он сказал:

"А на фига?!"

Я вскричал: "Мне жаль вас, птица,

человеком вам родиться б,

счастье высшее – трудиться,

полпланеты раскроя…"

Он сказал: "А на фига?!"

"Будешь ты великий ментор,

бог машин, экспериментов,

будешь бронзой монументов

знаменит во все края…"

Он сказал: "А на фига?!"

"Уничтожив олигархов,

ты настроишь агрегатов,

демократией заменишь

короля и холуя…"

Он сказал: "А на…?!"

Я сказал: "А хочешь – будешь

спать в заброшенной избушке,

утром пальчики девичьи

будут класть на губы вишни,

глушь такая, что не слышна

ни хвала и ни хула…"

Он ответил: "Все – мура,

раб стандарта, царь природы,

ты свободен без свободы,

ты летишь в автомашине,

но машина – без руля…

Оза, Роза ли, стервоза -

как скучны метаморфозы,

в ящик рано или поздно…

Жизнь была – а на фига?!"

Как сказать ему, подонку,

что живём не чтоб подохнуть, -

чтоб губами тронуть чудо

поцелуя и ручья!

Чудо жить – необъяснимо.

Кто не жил – что спорить с ними?!

Можно бы – да на фига?

1964