Владимир Солоухин - Стихотворения

Все б грибы напились, колоски б налились.

И картошка,

И греча,

И клевера,

Ну, а также леса и сады.

Но который уж день над землей облака

И не из воды, и не из молока —

Совершенно бесплодны,

Совершенно пусты

Облака… облака… облака…

— Папа, а видишь, за тем леском

Стало черным-черно.

Наверно, дождик сейчас придет

Из золотой, из прозрачной воды,

Чтоб трава напилась, чтоб цветы напились.

Чтоб грибы напились, колоски напились,

И картошка,

И греча,

И клевера,

Ну а также леса и сады.

— Что ты, девочка! Туча-то видишь где?

Там, куда летят облака.

Ветер ее далеко унесет,

Ветер се в клочки разорвет.

Разве может туча встречь ветра идти.

Нет сюда этой туче пути.

Видишь, движутся к ней, окружают ее, как войска,

Облака… облака… облака…

А сосед проходил — закурить не прочь.

Да и выпить тоже всегда не прочь.

Встанет,

Взглядом прищуренным взглянет

И прикинет точно,

Как метром:

— Ты девчонке голову не морочь.

Разве не видишь — гроза идет?

Туча-то эта, что за леском,

Идет своим ветром!

— Как же так?

Как же может такое быть?

Как же может туча встречь ветра плыть,

Против ветра встать,

Белый фронт прорвать

И господствовать в небе?

Где там…

— А я говорю, что ей наплевать,

Сейчас придет и начнет поливать.

И-де-ет

Своим ветром!

Еще спину щекочет горячий зной.

Пылью еще порошит, как золой,

А в лицо уж летит прохлада.

Все кипит вверху, как в большом котле,

Тонет белая рать в черно-синей мгле

Над полями. Над лесом. Над садом.

1960

Звезда упала — загадай желанье!

Звезда упала… Звездные дожди…

Звезда упала?

Прямо наказанье

С таким народом.

Слушай, подожди,

Ты что, не знаешь? Это ж метеоры —

Куски железа мечутся в ночи.

А звезды те далеко,

И не скоро

К нам долетают звездные лучи.

Когда б звезда действительно упала,

Вернее, мы упали б на звезду —

Песчинкой бы упали самой малой,

Как, скажем, вишня падает в саду,

Конечно, все сгорело бы мгновенно!

В один момент не стало бы Земли!

Мы отнимаем тайны у вселенной,

Уж мчатся к звездам наши корабли,

А ты, как будто грамоты не зная,

Твердишь:

Звезда упала…

Звездопад…

Молчала бездна, звездами пылая,

Деревья спали около оград.

Молчала ночь, и слово прорастало,

И шла любовь, как если бы беда…

И в этот миг

С небес

Звезда упала.

Звезда упала.

Слышишь ты?

Звезда!

1952

Ветле,

Что за картофельным загоном,

Из всех деревьев нашего села

Не повезло —

Устроили там свалку.

Ну да: во-первых, неизвестно чья.

И кто и для чего ее сажал там, —

Не знаем.

Если вкруг других

Вполне домашних и вполне приличных ветел

Всегда разметено и чисто, как в избе,

То там, у бесхозяйственной ветлы,

Навалено неведомо чего.

Несут туда железные обрезки,

Несут туда калоши и ботинки,

Что, значит, никуда уж не годны

(Когда б хоть чуть годились — не несли бы),

Издохнет кошка — выбросят к ветле.

Так окружили бедную ветлу

Рваньем тряпичным, падалью кошачьей,

Что лучше уж сторонкой обойти.

А между тем, когда приходит май,

Она, в грязи увязнув по колени,

Вдруг начинает тихо золотеть.

Ей наплевать на рваные калоши,

На банки на консервные, на ветошь,

Она цветет, как все земные сестры

Ее цветут,

Застенчивым цветеньем,

Чистейшими, невинными цветами,

Их первозданно солнцу открывая.

И светится. И пахнет медом вся.

И, между прочим, пчелы к ней летают,

На мусор у подножья невзирая,

И людям, что деревья обижают,

Прозрачный мед с цветов ее неся.

1960

Я наблюдал с высокого холма,

Как лугом, потонувшим в майском солнце,

Шли в школу дети. Четверо мальчишек

И с ними рядом девочка одна.

Ее опрятный фартучек так ярко

(Как бы большая свежая ромашка)

Светился средь весенней желтизны!

И вот они обидели ромашку,

Забрызгали ее водой из лужи,

Наляпали на фартук грязных пятен

И довели до горьких-горьких слез.

Она от них отстала, повернулась

И потихоньку побрела домой.

Светило солнце. Жаворонки пели.

Земля дышала утренним теплом.

Но шла девчонка, солнышка не видя,

Не слыша пенья жаворонка в небе,

Тепла земли не чувствуя на коже,

Добра земли не слыша под ногой.

Обида злая черною заслонкой

Все от нее мгновенно заслонила,

И только горечь, только чернота

Кипели в добром, маленьком сердечке.

О, зло людское! Как бы мне придумать

С тобой сразиться в страшном поединке,

Чтоб изрубить твои глухие корни,

Чтоб истребить твое глухое семя,

Чтобы убить твое глухое сердце,

Наполненное мерзостью и смрадом.

Ты солнце застишь!

Как убить тебя?

1960

В зеленой лесной траве, в трех шагах от тропинки,

Выросла ягода, вызрела до красноты.

Сорвать бы… да мало ли ягод в лесу,

Не за этим пришел… Три шага… да еще нагибаться…

Пусть висит. Брызнет дождик — на землю собьет

Или птица склюет.

А ягода мне говорит:

— Не ленись, подойди, наклонись, избалованный жизнью,

Не ценящий мгновенья,

Сорви меня

И

Насладись.

Я мала, это правда. Но запахи летнего леса,

Солнца утренний лучик, упавшая в землю дождинка —

Все в меня воплотились, во мне воедино слились.

Положи меня в рот. Языком разомни меня нежно.

Через зубы меня, прохладную, процеди.

Равнодушно идущий, на солнце глядящий небрежно,

Сколько ягод осталось еще у тебя впереди?

Говорят, умирая, все прошлое перебирают:

Что видали, где были, в чем были правы-неправы.

Меж событий других,

Затемняя их и отстраняя,

Может, я-то и вспомнюсь, кивну из зеленой травы.

Может, вспомнив меня, ярко-красную, с пятнышком белым,

Перед тем как обрушится мрака последний обвал,

Не о том пожалеешь, что где-то чего-то не сделал,

А о том, что сегодня

Меня не сорвал.

1960

Вон с этой женщиной я долго целовался.

Я целый день с ней жадно целовался.

И вот живу. И вот гляжу, скучая,

На небо в однотонных облаках.

А на душе пустынно и неярко,

Как будто я совсем не целовался.

И пресно. И умыться не мешало б.

А душу сполоснуть горячим спиртом,

Граненый опрокинувши стакан.

Вон с этой женщиной мы шли вечерним лесом,

Я за нее руками не хватался.

Я с ней совсем, совсем не целовался,

Лишь на руках пронес через ручей.

Она ко мне доверчиво прильнула,

В мои глаза туманно заглянула

И щеку мне дыханьем обожгла.