Уильям Шекспир - Сонеты

В себе черты прекрасного лица.

Да кто ж позволит дому рухнуть вдруг,

Его не охранив страдой своей

От ярости нещадных бурных вьюг,

Сурового дыханья зимних дней?!

Ты знал отца. Подумай же о том,

Чтоб кто-то мог тебя назвать отцом.

Я не по звездам мыслю и сужу;

Хотя я астрономию и знаю,

Ни счастья, ни беды не предскажу,

Ни засухи, ни язв, ни урожая.

И не могу вести я счет дождям,

Громам, ветрам, сулить счастливый жребий,

Предсказывать удачу королям,

Вычитывая предвещанья в небе.

Все знания мои в твоих глазах,

Из этих звезд я черпаю сужденье,

Что живы Правда с Красотой в веках,

Коль ты им дашь в потомстве продолженье.

Иначе будет час последний твой

Последним часом Правды с Красотой.

Когда я постигаю, что живет

Прекрасное не более мгновенья,

Что лишь подмостки пышный этот взлет

И он подвластен дальних звезд внушенью;

Когда я вижу: люди, как цветы,

Растут, цветут, кичася юной силой,

Затем спадают с этой высоты,

И даже память их взята могилой,

Тогда к тебе свой обращаю взор

Хоть молод ты, но вижу я воочью,

Как Смерть и Время пишут договор,

Чтоб ясный день твой сделать мрачной ночью.

Но с Временем борясь, моя любовь

Тебе, мой милый, прививает новь.

Но почему бы не избрать пути

Тебе иного для борьбы победной

С злым временем? Оружие найти

Вернее и надежней рифмы бедной?

Ведь ты теперь в расцвете красоты

И девственных садов найдешь немало,

Тебе готовых вырастить цветы,

Чтоб их лицо твое бы повторяло.

И то, что кисть иль слабый карандаш

В глазах потомства оживить не в силах,

Грядущим поколеньям передашь

Ты в образах, душой и телом милых.

Себя даря, для будущих времен

Своим искусством будешь сохранен.

Поверят ли грядущие века

Моим стихам, наполненным тобою?

Хоть образ твой заметен лишь слегка

Под строк глухих надгробною плитою?

Когда бы прелесть всех твоих красот

Раскрыла пожелтевшая страница,

Сказали бы потомки: "Как он лжет,

Небесными творя земные лица".

И осмеют стихи, как стариков,

Что более болтливы, чем правдивы,

И примут за набор забавных слов,

За старосветской песенки мотивы.

Но доживи твой сын до тех времен,

Ты б и в стихах и в нем был воплощен.

Сравнит ли с летним днем тебя поэт?

Но ты милей, умереннее, кротче.

Уносит буря нежный майский цвет,

И лето долго нам служить не хочет.

То ярок чересчур небесный глаз,

То золото небес покрыто тучей,

И красоту уродует подчас

Течение природы или случай.

Но лета твоего нетленны дни,

Твоя краса не будет быстротечна,

Не скажет Смерть, что ты в ее тени,

В моих стихах останешься навечно.

Жить будешь ими, а они тобой,

Доколе не померкнет глаз людской.

У льва, о Время, когти извлеки,

Оставь земле сжирать детей земли,

У тигра вырви острые клыки,

И феникса в его крови спали!

Печаль и радость, тьму и блеск зари,

Весну и осень, бег ночей и дней,

Что хочешь, легконогое твори,

Но одного лишь делать ты не смей:

Не смей на лике друга моего

Вырезывать следы твоих шагов;

Пусть красота нетленная его

Пребудет образцом для всех веков!

Но можешь быть жестоким, злой Колдун,

В моих стихах он вечно будет юн.

Твой женский лик - Природы дар бесценный

Тебе, царица-царь моих страстей.

Но женские лукавые измены

Не свойственны душе простой твоей.

Твой ясный взгляд, правдивый и невинный,

Глядит в лицо, исполнен прямоты;

К тебе, мужчине, тянутся мужчины;

И души женщин привлекаешь ты.

Задуман был как лучшая из женщин,

Безумною природою затем

Ненужным был придатком ты увенчан,

И от меня ты стал оторван тем.

Но если женщинам ты создан в утешенье,

То мне любовь, а им лишь наслажденье.

Нет, я не уподоблюсь музе той,

Которая, не зная меры слова

И вдохновляясь пошлой красотой,

Свою любовь со всем сравнить готова.

Приравнивает к солнцу и луне,

Цветам весенним, ярким самоцветам,

В подземной и подводной глубине,

Ко всем на свете редкостным предметам.

Правдив в любви, правдив и в песне я:

Не как златые светочи в эфире,

Блистает красотой любовь моя,

А как любой рожденный в этом мире.

Кто любит шум, пусть славит горячей,

А я не продаю любви своей.

Не верю зеркалам, что я старик,

Пока ты сверстник с юностью живою.

Когда лета избороздят твой лик,

Скажу и я, что смерть придет за мною.

Твоя краса - покров души моей,

Сплетенный навсегда с душой твоею.

Твоя в моей, моя в груди твоей

Так как же буду я тебя старее?!

И потому побереги себя

Для сердца моего - и я ведь тоже

Твое ношу и берегу любя,

На преданную нянюшку похожий.

И если сердце вдруг умрет мое,

То не смогу я возвратить твое.

Как на подмостках жалкий лицедей

Внезапно роль забудет от смущенья,

Как жалкий трус, что в ярости своей

Сам обессилит сердце в исступленье,

Так от смущенья забываю я

Любовный ритуал, для сердца милый,

И замолкает вдруг любовь моя,

Своею же подавленная силой.

Так пусть же книги тут заговорят

Глашатаем немым души кричащей,

Что молит о любви и ждет наград,

Хотя язык твердил об этом чаще.

Любви безмолвной речи улови:

Глазами слышать - высший ум любви.

В художника мой превратился глаз,

Твой образ в сердце впечатлен правдиво.

Он в раме тела моего сейчас,

Но лучшее, что есть в нем - перспектива.

Сквозь мастера глядишь на образ свой,

Его в глуби ты видишь потаенной

У сердца моего он в мастерской,

Любимого глазами застекленной.

О, как дружны глаза у нас - смотри:

Мои - художник, а твои - оконца;

Чтоб образ твой увидеть там, внутри,

Сквозь них в меня заглядывает солнце.

Но глаз рисует тело лишь одно

Увидеть сердце глазу не дано.

Кто под счастливой родился звездой,

Гордится честью, титулом, наградой.

А я, лишенный этого судьбой,

В нежданном счастье нахожу отраду.

Как ноготки под солнечным лучом,

Цветут под взглядом принца фавориты.

Но падают в величии своем,

Суровостью очей его убиты.

Добывший славу в битвах без числа,

Одну хотя бы проиграет воин,

И вот забыты все его дела,

И в книге славных быть он не достоин.

Но счастлив я: люблю я и любим

И от любви своей неотделим.

Любви моей властитель.

Твой вассал

С почтительной покорностью во взгляде